Пацаны, не стреляйте друг в друга

– Не было ничего! – взвился Антон.

– Было! Я знаю, что было! – ожесточенно глянул на него Панфилов. – И не надо мне ничего говорить. Все уже сказано...

Он поднялся, не прощаясь с задержанным, направился к выходу. В дверях обернулся, достал из кармана флэшку с видеозаписью, швырнул ее Грецкому.

– Это тебе на память.

Возможно, он поступал зря, что скрывал от следствия косвенную улику. Но ему нужно было, чтобы Антон оказался на свободе. Любовь была дороже, чем истина по уголовному делу...

Он вышел из здания РОВД и на площадке перед парадным входом увидел знакомую «Тойоту». Настя возле машины. Агата рядышком, держит мать под руку, щекой прижимаясь к ее плечу. Обе встрепенулись, увидев Панфилова. Настя опустила глаза, Агата же мило улыбнулась и даже дернула рукой, чтобы помахать ею в знак приветствия. Но не помахала: осадила себя.

– Антона ждешь? – спросил он у Насти, едва глянув на ее дочь.

– Жду.

– Напрасно. Если его освободят, то не раньше, чем завтра...

– Мне обещали встречу.

– Долго ждать?

– Не знаю...

– Могу помочь.

Панфилов напрямую пошел к начальнику райотдела. Сагальцев упрямиться не стал, распорядился доставить Грецкого в комнату для свиданий. О чем Марк Илларионович тут же сообщил Насте.

– Можешь идти, – скрепя сердце сказал он.

Как же ему не хотелось, чтобы она виделась со своим мужем. Как же он ее ревновал...

– А я? – спросила Агата, недовольно, с досадой глядя на него.

– Ну и ты, конечно, – кивнул Марк Илларионович.

К изолятору временного содержания она пошла вместе с матерью, но без явной охоты. Казалось, будь ее воля, она осталась бы с ним. Но ему вовсе не улыбалась компания юной красавицы. Не лежала у него к ней душа. Хотя бы потому, что Агата мешала его счастью с Настей...

Из райцентра он отправился в Москву, в Серебровку вернулся только на следующий день, под вечер. В паршивом настроении заперся в своем деревенском доме, откупорил флакон с коньяком, в полном одиночестве поднял одну стопку, вторую. Сам не понимал, зачем он это делает, но пил, пил...

Веселья ему не хотелось, продолжения банкета тоже. Но все же он откупорил второй флакон, принял внутрь еще три рюмочки. Только после этого успокоился. В одежде бухнулся на кровать... Тоска зеленая, никакой романтики. И только одно удерживало его здесь – ожидание чуда. Возможно, Настя сегодня придет к нему...

Панфилов уже засыпал, когда в дверь постучались. В предвкушении счастливого события он вскочил на ноги. Настя!.. Но на пороге стояла ее юная копия. Агата. Уложенные в прическу волосы, легкий светло-серый джемпер, джинсы на бедрах.

Марк Илларионович демонстративно глянул на часы. Половина двенадцатого ночи. Сумерки уже давно за окнами.

– Ничего не понимаю, – озадаченно тряхнул он головой.

– Чего тут понимать? – едко, но с теплотой во взгляде усмехнулась Агата. – Села в лодку, пять минут и здесь...

Неуверенно, но пытаясь быть смелой, она переступила порог, зашла в дом, в горнице без приглашения села на стул за столом.

– И мама разрешила?

– Им сейчас не до меня.

– Кому им?

– Ну, папа же вернулся. Они сейчас заняты.

– Чем? – встрепенулся Панфилов.

Если она хотела уколоть его, то ей это удалось.

– Ну, вы же взрослый мужчина, вы должны понимать... – не без ехидства сказала она.

– Что тебе здесь надо?

– Спасибо пришла сказать.

– За что?

– Папа сказал, что вы не стали его топить. Хотя могли...

– Это не повод для того, чтобы прийти ко мне ночью, да еще втайне от родителей...

– А что вы пьете?

Она взяла со стола флакон с коньяком, повертела его в руках.

– «L’Art de Martell», – прочитала она. – Бутылка красивая, необычная. Французский коньяк. Наверное, хороший?

– Не жалуюсь.

– А можно мне чуть-чуть? Для пробы?

– Ага, сейчас... Пошли, я тебя домой провожу.

Панфилов взял ее за руку, но девушку вырвалась.

– Не троньте меня! А то закричу!

– Ты для этого и пришла? Чтобы кричать?

– Нет... Но я не хочу уходить.

– А на суде ты скажешь, что не хотела приходить. Скажешь, что я силой тебя к себе затащил.

– Какие глупости!

– Увы, но эти глупости часто становятся реальностью... Зачем ты пришла?

– Ну, уж вовсе не для того, чтобы напакостить. А то вы уже подумали... Сычом на меня смотрите.

– Ты ставишь меня в неловкое положение. Половина двенадцатого ночи, кроме нас, в доме никого нет, тебе всего шестнадцать лет...

– Вы забыли сказать, что я еще дочь любимой женщины, да?

– Не будем говорить об этом.

– Почему?

– Потому...

– А я знаю почему. Боитесь, что вскрою себе вены?

– Боюсь... Мне кажется, тебе уже пора.

– Я сама решаю, когда мне пора, а когда нет! – по-детски взбалмошно заявила Агата.

И выставила вперед руки, как будто он собирался на нее напасть, а она готовилась его остановить.

– И вены вскрывать себе не буду!

– Очень на это надеюсь.

– Я знаете... Я знаешь, что сделаю?!

Агата схватила бутылку и до того, как Панфилов отобрал ее, успела сделать несколько глотков.

– Ты чокнутая!

– Я такая же, как моя мать! – на истеричной ноте воскликнула девушка.

– Неправда. В твоем возрасте твоя мать по ночам ко мне не приходила.

– Ну как же! А когда ты с Нонной Сергеевной!..