Читаем Пациент 35 полностью

Формально это так. Но я в своих рассказах опираюсь не на советскую ментальность, даже не на русскую культуру, а на образный строй старого немецкого и другого европейского искусства и на формообразующие схемы экспрессивного кино. В описываемых мной «квазисоветских» мирах нетрудно разглядеть чудовищ Брейгеля и Гойи, ощутить подлинность «Акка-тоне», сладость «Амаркорда», ужас «120 дней Содома» и мистику «Часа волка» Бергмана… Образованный читатель должен почувствовать в моих текстах холод стали резца Дюрера и мрачную силу мастеров «Дунайской школы», узнать резкие движения угрюмых розоватых масс с эротической графики Гросса, насладиться психо-цвето-музыкальными конструкциями Клее и Кандинского, распознать в квази-мужицких описаниях жестокий, разъедающий реализм Кокошки и Дикса, Шада и Шольца, Шлихтера и Хуббуха…

Работая на хорошо знакомом мне советском материале, я пытаюсь понять и показать природу человека и человеческих отношений, не только совков, людей вообще, используя любимые мной представления, средства и методы мировой культуры.

Вы спрашиваете меня, почему я не могу это делать на «человеческом материале» современной Германии или новой России.

Я прожил в Германии больше двадцати лет, многое тут пережил, со многими людьми меня столкнула тут судьба. Иногда и против моей воли. Например, с отвратительными неонацистами, с солдатами вермахта… Или с еще более мерзкими людьми — с бывшими сотрудниками гэдээровского КГБ — ШТАЗИ. 18 лет я живу с немками, говорю с ними по-немецки, более или менее активно участвую в общественно-политической жизни Федеративной Республики.

И тем не менее, я чувствую, что «ковш моего экскаватора» копает недостаточно глубоко, что я не понимаю по-настоящему ни личности немцев, ни их судьбу, ни их историю, ни их общество. Поэтому я охотно пишу о немецком искусстве, но никогда не пишу о самих немцах, никогда не использую мою любимую форму рассказа от первого лица, требующую перевоплощения в героя или в автора… Я пишу только о своем впечатлении от них, об их влиянии на мою жизнь или на жизнь человека, подобного мне. Так честнее.

Своих людей потерял, чужих — так и не понял. Неприятный шпагат для писателя! Но такова судьба эмигранта, жаловаться некому…

Я не осуждаю писателей-варягов, вовсю пописывающих об аборигенах. Но, увы — обычно одного абзаца хватает, чтобы понять — это не то. Слабо и претенциозно. Это правило распространяется и на Довлатова и на Набокова. Американские герои Довлатова скучнее, как-то бескровнее ленинградских, таллинских или пушкиногорских, а Гумберт Гумберт — не европеец и не американец, даже не человек, а набоковский гомункул, созданный из его эмигрантских фобий, посаженный диктатором-автором в автомобиль с бабочкой-лолиткой и разъезжающий по американским дорогам, не ведущим никуда…

О людях современной России я знаю гораздо больше, чем о немцах. Потому что это те же совки, только живущие не на коммунальной сцене в театре развитого социализма, а в мучительной реальности…

Но писать о них мне неинтересно. Почему? Казалось бы. сейчас там «ужас, как много всего происходит», а я люблю черные сюжеты, метафорические превращения и гротеск.

Меня не привлекают однако эти, обнажившиеся сейчас как гнилые зубы у бродяги, социальные язвы России. Это «прямое зло и несчастье» не интересно, а позорно, стыдно…

Тут не надо художественно заострять, подчеркивать и деформировать, чтобы показать… Тут все само и преувеличено и перекошено и наизнанку вывернуто. Нельзя исследовать психологические мотивации людей, с которых содрали кожу… Гротеск, как метод познания, не работает, когда ситуация сама по себе — запредельная. Бессмысленно писать о видениях безнадежного коматозного пациента (это делают две сегодняшние звезды российской литературы — Сорокин и Пелевин и легион их подражателей и попутчиков).

В социальном и политическом аспекте — новая Россия это даже не государство-банкрот, не диктатура, не хаос, это — скотобаза, на которой правят воры и убийцы. Великий русский народ ощущает это на собственном теле, но путинцев терпит и поддерживает. Потому что они — не марсиане и не завоеватели, а плоть от плоти он сам. Не может нога не поддерживать собственные пальцы…

Редкие в современной России добрые, честные и умные люди пытаются даже что-то предпринимать, организовывают пикеты, демонстрации и марши, чтобы не так подло было жить, но чувствуют, что все это бесполезно и даже смешно… И лучше бы… отправить детей учиться и жить за границу… Да и самим туда перебраться…

Бороться с путинщиной для русских — все равно что бороться с самим собой, с морями и реками, с пространством и временем…

Без большевиков и парткомов население России стало еще хуже, чем было — люди воруют, пьют, колются, убивают, насилуют, обманывают… все это без укоров совести, органично, естественно… Телевидение лжет и подличает, народ жрет эту ложь и тоже подличает, как может… Гламурная элита тонет в неправедно заработанной роскоши. Путинская нечисть обкрадывает страну и прячет награбленное за границей.

Перейти на страницу:

Все книги серии Собрание рассказов

Мосгаз
Мосгаз

Игорь Шестков — русский зарубежный писатель, родился в Москве, иммигрировал в Германию в 1990 году. Писать начал в возрасте 48 лет, уже в иммиграции. В 2016 году было опубликовано собрание рассказов Игоря Шесткова в двух томах. В каждом томе ровно 45 рассказов, плюс в конце первого тома — небольшой очерк автора о себе и своем творчестве, который с некоторой натяжкой можно назвать автобиографическим.Первый том назван "Мосгаз", второй — "Под юбкой у фрейлины". Сразу возникает вопрос — почему? Поверхностный ответ простой — в соответствующем томе содержится рассказ с таким названием. Но это — только в первом приближении. Надо ведь понять, что кроется за этими названиями: почему автор выбрал именно эти два, а не какие-либо другие из сорока пяти возможных.Если единственным источником писателя является прошлое, то, как отмечает Игорь Шестков, его единственный адресат — будущее. В этой короткой фразе и выражено все огромное значение прозы Шесткова: чтобы ЭТО прошлое не повторялось и чтобы все-таки жить ПО-ДРУГОМУ, шагом, а не бегом: "останавливаясь и подолгу созерцая картинки и ландшафты, слушая музыку сфер и обходя многолюдные толпы и коллективные кормушки, пропуская орды бегущих вперед".

Игорь Генрихович Шестков

Современная русская и зарубежная проза
Под юбкой у фрейлины
Под юбкой у фрейлины

Игорь Шестков — русский зарубежный писатель, родился в Москве, иммигрировал в Германию в 1990 году. Писать начал в возрасте 48 лет, уже в иммиграции. В 2016 году было опубликовано собрание рассказов Игоря Шесткова в двух томах. В каждом томе ровно 45 рассказов, плюс в конце первого тома — небольшой очерк автора о себе и своем творчестве, который с некоторой натяжкой можно назвать автобиографическим.Первый том назван "Мосгаз", второй — "Под юбкой у фрейлины". Сразу возникает вопрос — почему? Поверхностный ответ простой — в соответствующем томе содержится рассказ с таким названием. Но это — только в первом приближении. Надо ведь понять, что кроется за этими названиями: почему автор выбрал именно эти два, а не какие-либо другие из сорока пяти возможных.Если единственным источником писателя является прошлое, то, как отмечает Игорь Шестков, его единственный адресат — будущее. В этой короткой фразе и выражено все огромное значение прозы Шесткова: чтобы ЭТО прошлое не повторялось и чтобы все-таки жить ПО-ДРУГОМУ, шагом, а не бегом: "останавливаясь и подолгу созерцая картинки и ландшафты, слушая музыку сфер и обходя многолюдные толпы и коллективные кормушки, пропуская орды бегущих вперед".

Игорь Генрихович Шестков

Современная русская и зарубежная проза
Фабрика ужаса
Фабрика ужаса

Игорь Шестков (Igor Heinrich Schestkow) начал писать прозу по-русски в 2003 году, после того как перестал рисовать и выставляться и переехал из саксонского Кемница в Берлин. Первые годы он, как и многие другие писатели-эмигранты, вспоминал и перерабатывал в прозе жизненный опыт, полученный на родине. Эти рассказы Игоря Шесткова вошли в книгу "Вакханалия" (Алетейя, Санкт-Петербург, 2009).Настоящий сборник "страшных рассказов" также содержит несколько текстов ("Наваждение", "Принцесса", "Карбункул", "Облако Оорта", "На шее у боцмана", "Лаборатория"), действие которых происходит как бы в СССР, но они уже потеряли свою подлинную реалистическую основу, и, маскируясь под воспоминания, — являют собой фантазии, обращенные в прошлое. В остальных рассказах автор перерабатывает "западный" жизненный опыт, последовательно создает свой вариант "магического реализма", не колеблясь, посылает своих героев в постапокалиптические, сюрреалистические, посмертные миры, наблюдает за ними, записывает и превращает эти записи в короткие рассказы. Гротеск и преувеличение тут не уводят читателя в дебри бессмысленных фантазий, а наоборот, позволяют приблизиться к настоящей реальности нового времени и мироощущению нового человека.

Игорь Генрихович Шестков

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Оптимистка (ЛП)
Оптимистка (ЛП)

Секреты. Они есть у каждого. Большие и маленькие. Иногда раскрытие секретов исцеляет, А иногда губит. Жизнь Кейт Седжвик никак нельзя назвать обычной. Она пережила тяжелые испытания и трагедию, но не смотря на это сохранила веселость и жизнерадостность. (Вот почему лучший друг Гас называет ее Оптимисткой). Кейт - волевая, забавная, умная и музыкально одаренная девушка. Она никогда не верила в любовь. Поэтому, когда Кейт покидает Сан Диего для учебы в колледже, в маленьком городке Грант в Миннесоте, меньше всего она ожидает влюбиться в Келлера Бэнкса. Их тянет друг к другу. Но у обоих есть причины сопротивляться этому. У обоих есть секреты. Иногда раскрытие секретов исцеляет, А иногда губит.

Ким Холден , КНИГОЗАВИСИМЫЕ Группа , Холден Ким

Современные любовные романы / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Романы