Пациент 35

Насытились пространством.

Напились голубизны вечности.

Мой отчим-профессор — в университет.

А я с мамой побеседую за жизнь.

Поговорим об оставленной много лет назад Москве.

Очень хочется горячего кофейку попить.

Со сливками и черным шоколадом.

Озеро недалеко от аляскинского университета.

Л уч ок' всего об озере написал Торо.

Почитайте, не ленитесь, «Уолден или жизнь в лесу».

После поганой русской литературы — как глоток свежего воздуха.

Озеро.

Так и тянет в воду.

Вспоминали с мамой чудесные озера Эстонии.

Отепя.

Отдыхали там от страшной Москвы.

Хорошо, что этот народ оторвался от России.

Может, поживет спокойно несколько десятилетий.

Пока новая заварушка не началась.

Пока Россия опять не раздавит Эстонию своим свинцовым задом.

Озеро.

Решил все-таки влезть, хоть поколено.

Попробовал воду — лед.

А дно — черная грязюка.

Засосет с концами.

Отошел.

Красоту лучше со стороны наблюдать.

Как женщину.

В ДЕНАЛИ

Дорога в национальный парк Денали перекрыта.

Почему?

Загадка мироздания.

Залетевшая из глубин галактики черная дыра?

Десант марсиан?

Оленьи стада?

Может быть — элементарно — пробка из-за слишком интенсивного движения?

Ну да, конечно, пробка… на пути из Фэрбенкса в Денали мы повстречали машин десять.

А может и пять.

Позади нас стоял ФОРД.

Люблю старинные машины, не позже семидесятых. Что-то в них есть настоящее. А современные — как и кино и искусство и музыка и литература — мыло!

Как-то все замылилось.

Прокисло.

Потеряло смысл и формат.

Мы не заметили, что потеряли что-то важное.

Потеряли. Выронили. Или проворонили!

Самое важное.

И покатили налегке по мыльной колее…

Фотографирую из машины. Ведет ее мой отчим. Мы едем на юг.

Дороги в Аляске хороши. Вроде, губернатор постарался. Содрал с материка немерянную деньгу. Но не украл, а дороги построил.

Камни, река, лес, горы.

Что еще надо?

Горячую ванну.

Я уже начал дрожать от холода.

Поехал в Денали в коротких штанах!

Еще одна гора.

Не семитысячник, конечно, но мощь так и прет от тектоники.

На фотографии — мощь не чувствуется. А рядом с этим громадой — давило каменной силой грудь.

Аляска. Просторы, не загаженные большевиками.

Рай для зверей и фотографов.

Где же ты, большая ледяная гора?

Елочки стоят стройные, как девушки.

Горы лежат тяжело и накатывают на равнину, и скатываются в нее.

Где ты, гордый белый патриарх?

Там, за этим хребтом, должна была открыться великая белоснежная, как Моби Дик, гора Мак-Кинли, названная так в честь двадцать пятого президента США Уильяма Маккинли, республиканца, убитого анархистом.

Но не открылась!

Или облака помешали, или неизвестные нам высшие силы похитили гору нам на зло.

А потом, когда мы покинули парк, возвратили на место… Хитрецы!

Рильке писал: «Деревья складками коры мне говорят об ураганах…»

Эти камни говорят о таких катастрофах, по сравнению с которыми все ураганы — тритатушки-тритата…

По ущелью речка течет.

В ней можно и золотишко намыть.

Если властей не бояться.

Мы — боялись.

И хищно намывали на сетчатки глаз только зелень леса да лазурь неба…

На Аляске цветочки — редкость. Потому так хороши, синенькие стервочки.

Камень с ржавчиной.

Руда?

Железо?

Бактерии?

Тяжесть.

Потрогал его с удовольствием.

Камень — брат.

Пока не раздавил.

Треснула тяжеленная щербатая глыба.

Или кто хрястнул ее промеж ушей.

Или сама разорвалась — как кулебяка — от внутренних напряжении.

И ее приятно потрогать — на солнце нагрелась каменная плоть.

Был бы я огромным котом — грыз бы камни и ел бы землю, пока все не сожрал.

Хорошо на речке!

Только прохладно. Палец сунул в реку, как грека.

Палец тут же заныл, застыл, как будто я его в жидкий кислород опустил.

Господин Мак-Кинли, где твоя белоснежная шуба?

Холодные камни на берегу холодной речушки.

Видели они когда-нибудь гору Мак-Кинли?

Нет.

Так и мы проживаем всю нашу глупую серую жизнь, а главной красоты мира и не замечаем.

А ведь мы ее часть.

Речка.

Вода — как жидкий нефрит.

Очень холодный нефрит.

Каменное лоно.

Его прочертил гигантским ногтем великан Мак-Кинли.

Прочертил и спрятался от нас за близлежащим хребтом.

Сидит там и на флейте играет.

Закутался в метель.

Никого и знать не хочет.

Скала.

Как кусок зуба во рту старухи-ведьмачки.

Метров двадцать.

Смельчаки залезают, позируют.

Кто-то наверно и прыгнул.

Притягивает.

Ищем гору Мак-Кинли.

Машину оставили недалеко от главной конторы парка. Там туристы и хотдоги.

Пошли пешком.

Куда глаза глядят.

Небо очистилось от облаков.

Гору не видно.

Воздух холодный, вот-вот снег пойдет.

Дышать легко.

Скала.

Гора Мак-Кинли похожа на эту скалу.

Только в тысячу раз больше.

И в миллиард раз тяжелее.

И в одежде из льда и снега.

Камень и малая жизнь на нем.

И крохотные вирусы в тамошней академии наук обсуждают, что находится за пределами их вселенной, за камнем…

Выдвигают гипотезы, строят модели…

Защищают диссертации…

Как же эту каменюку корежило!

Какие силы!

Есть изначальная бессмыслица во всех потрясающих природных процессах.

В движениях материков.

В полете планет вокруг звезд.

В столкновении галактик.

В существовании великой горы Мак-Кинли.

Кому все это надо?

Только туристам.

Долина километров в тридцать шириной.

Широка долина, а подошва горы Мак-Кинли — еще больше.

Где ты, снежный медведь Аляски?