Пацифист. Берта

Я, конечно, ни в какую!

Еще сутки терять на эту проклятую Берту? Эдак я и к штурму Берлина не обернусь!

Спустились мы завтракать, в столовую на первый. А там уже все наши в сборе. Подкрепляются.

Вижу, Эльза с отцом сидит, на меня ноль внимания. А Паша все глаза отводит.

Я тогда к нему: «Товарищ старший сержант! Куда это вы вчера вечером подевались? Заходил к вам в комнату - вас не было. Если уж на прогулку перед сном выходите, прошу докладывать».

Именно - не «приказываю», а «прошу»…

Кому надо, все поняли…

Паша встал из-за стола, вытянулся, но глаза по-прежнему в сторону. А Эльза, хитруля, делает вид, что эти мои громкие слова ее вообще не касаются.

Тут Резо и вклинился: «Товарыщ мыладшый лэйтэ-нант! Это я виноват, што нэ доложыл - старшэй сэр-жант просыл побыть в эго комнагэ, пока он на улыцу выхадыл голову провэтрывать».

Так мы и сыграли эту комедию. Хотя, если по совести, до сих пор не ведаю, знал ли Резо обо всем случившемся или нет?..

Пока Вилли кормил на дорогу бегемотиху, мы разбрелись по парку кто куда.

Как-то неловко даже было наслаждаться красотой этой…

Представляете, весна уже силу набирала! Воздух аж пьянил, как вино какое отменное… Земля, казалось, вся двигалась в своих вдохах-выдохах… А над прудом, голубым от неба, пичуги неприметные так и сновали, так и сновали…

Словно никакой войны не было и нет, словно не умирают в страданиях люди и не гибнут в боях солдаты!

…Вышел я к беседке, в нее забился, чтоб не видать всего этого весеннего пробуждения, прочел себе нотацию.

Дескать, негоже тебе, младший лейтенант Усов, тратить лишнее, столь драгоценное время на переход этот бегемотский. И следует сегодня же ускорить передвижение в пункт назначения. Иначе прибудешь ты, вояка покуда необстрелянный, в Берлин аж к шапошному разбору, и так и не придется тебе, что называется, расчехлить оружие. Это - во-первых.

Во-вторых, с этой немецкой девушкой.

Пора бы, командир, разобраться по существу, кто она такая, как относится к фашистскому рейху, почему хоть и коряво, но знает русский язык?

А то получается, в-третьих, младший лейтенант Усов, что ты очень даже можешь нанести непоправимый урон своей офицерской чести, Как говаривал начальник твоего училища полковник Лисицын, «урон званию, которое единственно присваивает совесть, - сына Отечества».

Тут Эльза и появилась.

Аж впорхнула в беседку и за руку меня: «Герр ляйтенант!.. Товарыш ляйтенант!.. Уше тавно вашего штут.

А я еше себя воспитываю.

И тут же к ней по-славянски - быка за рога: «Откуда по-нашему шпрехаешь?»

Она смеется.

Я дальше: «Гитлер капут?»

Она головой кивает, а за руку все тянет.

Пока шли по парку, только и успела сказать: «Я ру-сиш учила, штоб ехать ф Союс к фам, я потому што… Немцы не есть фее фашисты… Пудет на… как это?., конец нофая Германья… Эрнст Тельман - понимаш?.. Хочу тоше… Коммунисты - фера… Фера - ферштейн?.. Ф… В… Ве-ра…»

Если б вы знали, друзья мои, какая это была радость - услышать подобное! Мы все тогда знали, что многие немецкие антифашисты ведут борьбу с нами вместе. Но лучше один раз увидеть, услышать…

И кого увидеть? И от кого услышать?

Милая Эльза… Красивая немецкая девушка…

Если б вы знали, как она смотрела на меня, когда все это говорила!

Не успел, однако ж, я ей ответить - вышли мы к замку. А уж нас ждут: бегемотиха тумбами своими перебирает, Вилли наизготовке - впереди шаркает на месте, ребята мнутся - не перемнутся, а главное - провожающие! Тут и наши солдатики из комендатуры с капитаном, и обитатели флигелей…

Так что вышли мы, как парад открыли. Ей-ей! Провожающие шли за нами километр-другой. Потом застыли все разом, как по команде, руками замахали. Долго так стояли, пока мы не скрылись за лесом. Кто знал, что для кой-кого из нас это были последние приветы…

Ну, тут, пожалуй, прервусь я.

Поздно уж.

Вон, слышите? Андреевна по коридору шастает, разговоры ночные пресекает.

Пора и нам на боковую.

Спокойной ночи.

Всем.

4

Как говорит мой сосед по лестнице: «Юпитер, ты страдаешь, следовательно, ты не бог,,,»

Сегодня ночью все лежал я, не спалось. Голова от всяческих исторических раздумий трещала.

Вот ведь штука какая: только кажется, что там, в далекой нашей юности, начинается каждый из нас.

Нет.

В жизни каждый из нас начинается много раз. Начинается, чтобы кончиться и начаться снова…

Вот вспомните себя в юные эти годы. Мысли ваши и мечтания. Облик внешний. Да хоть разговор сам.

Нет, с годами все больше кажется, что тот, сопливый, будто и не ты вовсе…

Опять же, сосед по лестнице - ну, который Юпитером на все случаи прикрывается! - рассказывал, что один писатель три раза за жизнь свою некороткую писал какой-то там рассказец. И бросал его, написанный, всякий раз в раздражении. И что же? Когда сравнили - ахнули: будто три разных человека черкнули на одну и ту же предтечу!

Так и у меня. Как вспоминаю себя в том облике младшего лейтенанта - верите? - ну, словно какой-то все же знакомый, но все же незнакомец… Я и говорил-то тогда по-иному. Слова какие-то гладкие знал. Складывал фразы умелые. Помнится, впитывал, впитывал, впитывал… И все исключительно хорошее. Стихи заучивал!