Паучий престол I (СИ)

Оказывается, вредная пища – очень вкусная. И дело было даже не в том, что ему никогда не перепадало столь простяцкого обеда, а в том, что Учиха Микото следила за внешностью и фигурой своего сына, а, как известно, жирное, мучное и сладкое её сохранности и утонченности не способствуют, а пюре было с кусочками мяса, со свининой, и салат был заправлен явно не диетическим оливковым маслом, что уж там говорить о кукурузном хлебе и булочках с яблочным повидлом к чаю. В общем, ему представилась уникальная возможность отвести душу, пусть после придется усиленно попотеть на тренажерах и посидеть на кефирной диете, зато будет что вспомнить, вот только все то же ощущение некомфортности не давало даже сглотнуть.

Получается, теперь он должен Намикадзе, который, вот так вот просто, со своего кармана, купил ему обед, пусть тот и отнекивался от любой формы благодарности, кроме «спасибо» и призрачного обещания когда-нибудь как-то выручить и его. Саске такого не понимал. Он не любил быть должником и не умел им быть. Оказывается, это тяготит, и, кажется, теперь он не сможет думать ни о чем другом, кроме того, когда, как и в какой форме отдать долг. Хотя о форме оплаты лучше даже не думать, потому что щеки сразу же алели, как маки, но все же… Что в нем было такого, что не позволило Намикадзе просто проехать мимо? Что или кого Наруто увидел в нем, что с первых же минут окружил такой опекой? Да, эта опека была ненавязчивой и почти незаметной, словно товарищеская поддержка, но Саске её чувствовал и поэтому недоумевал, тем более что… тем более что ему это нравилось.

Стыдно – это все что мог сказать Учиха Саске о своем положении, хотя, скорее всего, это была просто самая сильная эмоция из тех, которые он сейчас переживал. А ещё Саске корил себя за то, что он использует Наруто, открытость его души и его, пусть и не понятные ему самому, чувства, страшась одиночества и не желая оставаться один на один с незнакомым ему миром. Саске не любил использовать людей, но умел и использовал, потому что таковым был тот мир, в котором он вырос, и в условиях которого его воспитали, тем более что в нем существовало много негласных правил, одним из которых было то, что если не используешь ты, то использую тебя. А ведь могло быть и так.

Мог ли Наруто использовать его? Мог, особенно, если ему все-таки о чем-то сказала фамилия Учиха, но смысл? Зачем он мог понадобиться такому же подростку, как и он сам? Скорее всего, это опять нервы, усталость и резкая смена обстановки, хотя все эти отговорки не снимали дотошного подозрения с Намикадзе Наруто. Увы, но Саске пришлось признать, что он не хотел бы, чтобы Наруто оказался подлецом и корыстолюбцем, а, действительно, проникся к нему заботой, пусть даже и заботой о том, кого он видел в его лице.

Саске тряхнул головой и отвернулся, пытаясь выровнять дыхание. Почему он все так усложняет? Почему не может воспринимать все, как естественность и данность? Почему в Гааре он не может видеть обычного фрика, а в Инудзуке типичного хамоватого подростка из категории «педагогически-тяжелый ученик»? Почему он ждет от Наруто болезненного удара? Да, родители воспитывали его в жестких рамках, но Итачи всегда удавалось их смягчать и сделать более гибким, но дело было даже не воспитании, а в его личном опыте, который закрепил в нем стойкую уверенность в том, что как минимум двуликость человек впитывает с молоком матери.

- Почему Собачник? – Учиха нашел, за что уцепиться в разговоре, дабы больше не казаться неуместным приложением к сложившейся компании, да и, по сути, он же собирался быть самим собой… Ну, почти самим собой, по крайней мере, не строить из себя, как говорил Инудзука, гарадского, потому что здесь это, похоже, не приветствовалось, да и строить из себя кого-то, кем не являешься, Саске претило.

Интересно, а если бы кто-то из этих троих попал в привычный для него, Учиха Саске, мир, как бы он себя чувствовал? Киба, скорее всего, ничего бы не почувствовал, потому что, похоже, этому человеку было плевать на обстановку. Он жил по своим правилам и принципам, имел какие-никакие, но все-таки цели, за свои идеалы и взгляды готов был перегрызть глотку любому, и, наверное, ученики «Harvard School» относились бы к нему, как к шуту, но шатен бы на это и не обиделся, продолжая кривляться, но при этом мысленно называя их всех придурками.