Паучий престол I (СИ)

Да, отныне у него была четкая обязанность – сбор яиц, большее Хатаке ему, скорее всего, не доверял, потому что как-то не верилось подростку в то, что птичник заботится о нем и старается не перенапрягать. Не то чтобы он смирился, покорно выполняя поручения одноглазого, просто, проанализировав ситуацию, понял, что пререкаться с упрямцем бесполезно, а ему и без Какаши хватало пищи для размышлений. Например, тот же Наруто. Блондин упорно отказывался уходить из его головы и занимал все его мысли, причем, порой, мысли не самого скромного и приличного содержания. Пытался ли Саске с этим бороться? Отчасти, понимая, что не стоит тешить себя напрасными надеждами, и в тот же момент оставляя себе крохотный шанс на то, что Намикадзе может видеть в нем кого-то более значимого для себя, нежели просто друга. К тому же, не была похожа забота Наруто на товарищескую, по крайней мере, об Инудзуке и Собаку он так не пекся. Хотя, сколько бы Учиха ни размышлял, он так и не смог понять, в чем же суть тайны его деревенской души.

Просмотрев свою страничку в соцсети, он не был ни удивлен, ни разочарован, предполагая, что так оно и будет, зная, что репутация и признание приходят и уходят вместе с человеком, но все же то, что о нем позабыли так быстро, его задело. За последние несколько дней ему писали только Шикамару и Суйгетсу. Ну, как писали: Нара оставлял незамысловатые смайлики, которые должны были соответствовать результатам дня прошедшего, а Ходзуки писал ему чуть ли не мемуары, углубляясь в такие детали, которые самому Саске были совершенно ни к чему. Карин прислала свою фотку в новом платье. Саске посмеялся и прокомментировал – утро приобрело более насыщенные краски.

Нужно было отписаться Ходзуки, тем более что последняя запись на его страничке, к которой тот ограничил доступ, была более чем провокационной. Это была видеозапись из ночного клуба, любительская, определенно сделанная на телефон, в которой вместо звука был только восторженный визг девушек, а так же Ходзуки, танцующий стриптиз на сцене и не отказывающийся от сотенных банкнот, которые ему активно пихали в боксеры тонкие женские пальчики, задерживаясь там явно дольше необходимого. «Надеюсь, тебе, в твоей глуши, так же весело, Ледяной Принц! Если же нет – я еду к тебе! Зададим деревенским миссионерам жару!»

- Придурок, - проворчал Учиха, быстро перебирая пальцами по клавиатуре, но все же он улыбался, и хорошо, что этот блондинистый засранец не видел эту радостную и неуместную улыбку.

Ходзуки Суйгетсу был ещё той оторвой, хотя раньше, в средней школе, как Саске знал по слухам, он был тихой и скромной милашкой, которую не задирали только потому, что его родители были не последними людьми в Лос-Анджелесе, а старший брат оберегал его как коршун, бдя и пресекая любые попытки навредить. Изменения произошли после гибели его родителей: это случилось летом, как раз накануне перехода Суйгетсу в «Harvard School», и вызвало фурор в прессе. Чета Ходзуки возвращалась с уикенда. Воскресенье. Ночь. Пустынная трасса. Водитель не был пьян и не уснул за рулем. Машина была исправна. Видеорегистратор не зафиксировал ничего постороннего на полосе. Резкий поворот руля. Визг тормозов. Кювет. Падение. Взрыв. Выжил только Суйгетсу.

Ходзуки не любил распространять на эту тему, даже, поговаривают, во время допроса молчал и не отвечал на вопросы следователей. У него остался только старший брат Мангетсу, который в те выходные не уехал с семьей по причине выпускных экзаменов в университете и который после оформил опеку над своим несовершеннолетнем братом. Саске не спрашивал. Он никогда не вмешивался в личную жизнь других, даже друзей, даже Итачи, но как-то раз Суйгетсу обмолвился, что он, и правда, ничего не помнит, хотя, кажется, его кто-то достал из машины прежде, чем она взорвалась. Но кто это был и почему он не помог его родителям, которые, как свидетельствовала экспертиза, действительно сгорели заживо, подросток припомнить не мог. Скорее всего, это было убийство, но по этому делу следствие зашло в тупик, поскольку улик, как таковых, не было. Несчастный случай – и гриф «закрыто». А Суйгетсу стал другим, более раскованным, стремительным, прожигающим дни в их насыщенности событиями, словно за одну свою жизнь пытался прожить целых три.