С трассы мы въехали в какой-то элитный поселок. Здесь была хорошая дорога, много новых домов на продажу, и лишь некоторые уже имели хозяев. Тут-то я и задумалась, а где все это время был Арбатов? Возможно, решал дела у своих
“друзей“? Или здесь у него мог находиться второй дом…
Ни одна из мыслей не была уверенной. Когда мы уже начали сбавлять ход. Рома вдруг взял телефон и кому-то набрал.
— Мы уже на месте.
И почему меня сразу не смутило слово УЖЕ? Арбатов же не мог знать, что я приеду?!
Но было слишком поздно. Мы остановились у высоких кованых ворот, которые тут же распахнулись и впустили машину.
— Куда ты меня привез? — спросила я, едва дыша.
Ответа не последовало, и я впилась взглядом в племянника Арбатова.
— Рома, где мы?!
Паника сковала разум, машина остановилась, а в свете фар мелькнуло двое мужчин в черной экипировке. И я ахнула в голос, увидев оружие у них в руках.
— Что ты натворил?! — неверяще выдохнула.
— Я всего лишь подвез тебя, — хладнокровно ответил Рома. — Выбор сдепала ты, Катя.
Я в ужасе уставилась на него, словно красивый парень только что снял передо мной кожу, показывая свое истинное дьявольское лицо.
— Не сопротивляйся, Катя, — только и сказал ублюдок, прежде чем двери распахнулись и меня грубо вытянули из машины.
ДЕМИД
"Дети улиц — рожденные познать несчастье…” История Демида Арбатова.
Меня зовут Арбатов Демид Николаевич. Тридцать семь лет назад я появился на этот свет и сразу чем-то задолжал перед миром.
Мой отец погиб в горячей точке, а мать еще с пузом пустилась во все тяжкие. Когда начались роды, она как раз убегала от ментов в лютый мороз, и наградила меня первым воспалением легких.
Мне было три, когда она связалась с новым хорьком, который стал моим отчимом на долгие годы. Этот выродок бил меня все гавеное детство. Матери было насрать, она заливалась до полусмерти и уходила в астрал. Любила этого г”ндона и закрывала глаза на все, в том числе на то, что он отрывался на ней как на груше.
Не удивительно, что из дома я начал убегать очень рано. Улица стала моим домом.
Научила выживать, давать сдачи озлобленным отморозкам и общаться с этим коварным миром на ты.
Там я и получил первое прозвище — Лютый. Потому что в драках не знал пощады, не имел никакого выключателя, стоп-крана, страха и жалости.
С самого малолетства я рос зверем— неуправляемым, хладнокровным. Я не умел любить, не умел прощать, меня просто не научили этому.
Первый срок я получил в четырнадцать. Когда отчим решил заняться воспитанием и сломал мне нос, а затем прыгнул на мать. Тогда и проснулся мой монстр.
Сформировался окончательно, расправил крылья и накрыл мне глаза черной тканью. Я взял кухонный нож и зарезал ублюдка как скот. Если бы не глаза матери, зеленые, блядские, напуганные, я бы не остановился.
Меня быстро выловили. Разбираться долго не стали — засадили в малолетку, где я отсидел до восемнадцати. На свободу выходил уже с окрепшим умом, с уверенным шагом и как всегда слепо шел в темноту, не видя преград. Поначалу бродяжничал, пытался заработать по-честному, потом плюнул и начал воровать, разводить, отбирать.
В один из таких налетов я и наткнулся на дядьку Мансура, который стал для меня негласным отцом и от души дал мне п”зды в тот вечер. С виду безобидный кавказец, а на деле грамотный боец. Еще и с фантазией — вместо того, чтобы сдать меня — недоноска в ментовку, загреб к себе в конуру — небольшой зал, где он тренировал своих сыновей. Накормил, раны помог зализать и монотонным тоном дал мне полный расклад.
Сказал, что выносливости и силы Бог дал мне с лихвой, а ума нихрена нет на нее.
Красноречиво расписал будущее, которое светило такому выкидышу как я и неожиданно предложил альтернативу. Стать его учеником и получить шанс на нормальную жизнь.
Конечно моя беспризорная, непокорная натура лишь усмехнулась на это. Я посидел, пообтекал, огрызнулся и свалил.
Всю ночь бродил по железнодорожным путям, материл того, кто вздумал меня учить, а потом начал осознавать… Пропускать зернышко, которое незнакомый дядька грамотно вложил в меня. Это манящее, призрачное, обнадеживающее чувство веры, что может быть и по-другому. Что можно изменить свою жизнь. Что можно протянуть руку и не бояться подставы.
Я пришел в коморку Мансура утром, как нагадивший пес, понурив голову и поджав хвост. Он как раз раскидывал маты, а заметив меня, хмуро вздохнул и подманил помогать.
С тех пор и началась моя «новая» жизнь.
Самая тяжелая работа, которая может выпасть человеку это работа над собой.
Эмоции, не обточенные черты характера, волчий жизненный опыт, подростковый максимализм — все это действовало против меня и становилось грузом в спаррингах, потому что коварно управляло решениями.
Не один год воспитательного процесса понадобился, чтобы взять свой нрав под контроль. Мансур не только учил меня грамотно применять мощь, которой я обладал от природы, он устраивал психологические ловушки и атаки, что волей неволей я научился уходить от своих страстей, так же как от молниеносных ударов.