Пауки

Я поднялся к самой вилле. Все вокруг было мне знакомо. Я наведывался сюда не впервой. Площадку у входа отгораживали высаженные по линейке невысокие пальмы. Один из балконов нависал над садом внизу. Там был расположен колледж для девочек из религиозных семей. Сбоку виднелся второй вход. Боковой придел был предназначен обслуге.

Я подошел к самой двери и замер…

Еле заметная полоска скотча, которую я наклеил в прошлый раз, отсутствовала…

На виллу приезжали!

Многоподъездные стандартные дома внизу, построенные несколько десятилетий назад на Бар Йохай во время массовой эмиграции из Марокко, были точной копией друг друга.

Мой иерусалимский приятель Венгер при первом знакомстве показал на балкон в торце:

—В нашем всегда три пары джинсов…

С тех пор я никогда не считал подъезды. Джинсы под крышей, переплетаясь, изображали ивритские буквы. Похоже, их никогда не снимали…

—Шолом…

Жена Венгера была дома.

Покрутившись несколько минут, Венгер слазил в книжный шкаф, бутылка «Голда» мгновенно перекочевала в складки его бездонной кофты.

— Может, выйдем? Что-то душновато…

— Ночь на носу, а тебе душно! — заметила жена.

— У нас я еще сидел бы в это время на речке…

В излюбленном месте у забора, в углу двора, было темновато. Венгер наметанным глазом прокладывал фарватер. Ни одна колючка не коснулась нашей одежды. Только раз он чертыхнулся, наступив на пластмассовую бутылку.

—Где только не бросают…

Стаканчики лежали на месте — в металлической тележке из супермаркета, рядом с агавой. Мой приятель успокоился. Твердой рукой наполнил емкости. Теперь уже ничего не было видно. Его вела чистая интуиция. Закусили мы, как обычно, оливками из банки.

—В детстве я думал, что все люди из Могилева… — в такт далеким от меня мыслям заметил Венгер. — Все вокруг меня были местные…

Я представил, как он таращит в темноте крупные рачьи глаза. Он был широк. Вязаная его разношенная кипа могла быть чашей большого, бюстгальтера.

— Скучаешь?

— Да нет. Если бы еще решить проблему подледного лова…

Он любил раскручивать вопросы глобально. Когда кто-то за столом вспомнил, как чуть не подавился рыбьей костью, Венгер спросил заинтересованно:

—Какое положение сейчас с мировой рыбой?

Кроме предстоящей войны с мусульманами по всему периметру христианского мира, в ходе которой Израиль должен был стать форпостом христианства и отстоять его честь, у Венгера было еще несколько дежурных тем. Сегодняшнюю можно было обозначить так: «Иврит и блатная феня». Первым несколько лет назад заговорил о фене бывший в то время председателем Федерального информационного агентства Михаил Полторанин, указавший на разгул «лагерного иврита» на российском телевидении…

Венгер, выезжавший в прошлом как судмедэксперт на места происшествий, достаточно наслышался фени от прокурорских, ментов и уголовников. Кроме того, в религиозной ешиве в Иерусалиме получал иврит в объеме, не снившемся Михаилу Полторанину.

Венгер, естественно, пошел дальше Михаила Полторанина, он даже разоблачил переводчиков «Блеска и нищеты куртизанок» Бальзака, использовавших ивритские слова для перевода на русский парижского уголовного арго.

—«Большая хевра»… Вроде сходки французских воров в законе… «Хевра»! Это же «общество», «компания»… А кроме того, «друг», «коллега». «Хавира» — «притон», «хавер» — «мужик», «любовник»… Или, например, воровская «малина»!

— А что малина?

— Ночлежка. На иврите «малон» — «гостиница»… «Мэлин» — «ночует»… Ну, мы тоже подарили израильтянам! «Шанс» у них «сихуй». «Чек дахуй» — отсроченный чек. «Мудак» — «взволнованный».

Я предоставил ему возможность выговориться.

—Я каждый раз нарочно спрашиваю у своего рава: «Ата (то есть „ты“) — мудак?» Он кивает: «Кен, кен». «Да, да, мудак»…

Мы посмеялись.

Венгеру надо было возвращаться. Его ждал сын, вечерами они обычно играли в шахматы.

—У тебя есть кто-нибудь, кто может определить группу крови? — спросил я.

У меня не было возможности подготовить вопрос — он прозвучал жестко. Венгер от неожиданности поперхнулся:

— Твою?

— Это материал…

Он в темноте повернул голову:

—А чью?

—Смывы с предметов…

Больше он ни о чем не спросил:

—В пункте переливания крови есть лаборантка-землячка…

Записка на куске картона под дверью свидетельствовала о весьма важном для меня обстоятельстве:

«Они не требуют вернуть удостоверение личности Шабтая Коэна, и следовательно, водитель автобуса не из их команды!»

Это давало мне свободу маневра.

Разгадка происшедшего была достаточно трудной и требовала высокой степени умственного напряжения. Между тем, даже учась в школе, как вспоминала моя мать, я долгое время не был в состоянии справиться с простеньким тестом Стэнфорда-Бине для дошкольников:

«У Била Джонса такие большие ступни, что он вынужден надевать штаны через голову…»

Я пытался понять причину, по которой удостоверение личности шофера экскурсионного автобуса оказалось у убитого.

Можно было без конца начинать все сначала и ни к чему не прийти…

Внезапно я почувствовал, как разгадка, над которой я только что безуспешно ломал голову, пришла, как со мной обычно бывает, сама собой…

Без умозаключений, без доказательств.