Паутина

Пикаев уже опросил свидетелей, они подписали свои показания. Пащенко заканчивает составление протокола осмотра места преступления, криминалисты гоже завершили свои дела, укладывают инструменты. Только фотограф все еще сверкает своей вспышкой, перенося на фотопленку фрагменты кровавой трагедии, разыгравшейся здесь сегодня ночью.

Ни одного следа, ни одной зацепки. Будто призраки ворвались в спальню и…

Дом старый, еще дореволюционной постройки. Квартира стариков на первом этаже, дверь, бесспорно, открыта ключом, потому что на замке, исследованном экспертами, нет никаких следов применения отмычки. Ключ от двери лежал под подушкой у хозяина, на ключе отпечатки пальцев только старика. Видимо, он, как всегда, и в эту роковую ночь сам закрыл входные двери квартиры на ключ и спокойно улегся спать, не подозревая, что за дверью уже стояла смерть. Почему он не оставил ключ в замке, а положил его себе под подушку? Очень странно… Племянник пока ничего объяснить не может, похоже, он совсем раздавлен несчастьем. Правда, соседи отзываются о нем отрицательно: непутевый, выпивает, бывало конфликтовал со стариками, если они не давали ему денег на выпивку. Но в то же время соседи отмечали, что злым Колю они никогда не видели, да и старики на него никому не жаловались. Жалели только: неудачник, мол, без семьи, без кола и двора, живет в заводском общежитии, что будет с ним, когда их не станет. Бывало, Коля жил у стариков по месяцу-полтора, это когда пропивал все свои деньги, и ему не на что было жить. Кормили они его, не роптали. Катя — так звали покойную — даже рада бывала, когда Коля застревал у них. Что ни говори, а сын родной сестры — единственное после мужа близкое существо.

Коля стоит тут же среди соседей и, по-детски вытирая кулаком глаза, все время плачет. Парню чуть больше тридцати, а вид потасканный, беспомощный. Пухлое, испитое лицо его с глазами, полными слез, по-настоящему несчастно.

Заурбек незаметно наблюдает за ним, за соседями-понятыми, они испуганной кучкой стоят здесь, в спальне стариков, и ждут, когда санитары вынесут покойных, погрузят их в крытую полуторку с большими красными крестами по бокам — она уже давно во дворе.

Пикаеву стыдно за себя, но он наблюдает за соседями и Колей, пытаясь определить, кто из них мог быть наводчиком для бандитов. Эта смуглая старуха в застиранном халате и галошах на босу ногу, которая, не переставая, плачет и плачет, и сопровождает свой плач словами: «Эх ты, Катенька-Катерина!» Или молодая женщина в положении… А может, этот парень-студент, приехавший домой на каникулы из Ленинграда? Отпадает: в глазах его столько боли и гнева, а руки вот уже с полчаса, как сжались в кулаки, так и не разжимаются. Старик-пенсионер, живущий через стену с квартирой потерпевших? Иссеченное морщинами-дорогами, по которым прошлись долгие и трудные годы, лицо старика совершенно растерянно. Старик иногда разводит руками, как бы подтверждая жестом свою неспособность понять, почему здесь было сотворено такое? Племянник Коля? Это жалкое, залитое слезами существо? Он должен был вчера вечером смениться, но остался в ночную Смену вместо не вышедшего на работу напарника. Какой ему был прок желать старикам смерти? Имущества ценного у них нет, дом для него всегда открыт: иди и живи. Соседи… Здесь тоже все по-доброму, по-честному. Старики любили, когда соседи забегали к ним на чаек.

Санитары наконец завернули тела стариков в простыни, положили их на носилки. Добровольные помощники из соседей-понятых помогли вынести тела во двор, поднять вместе с носилками в машину.

Заурбек вышел во двор. Коля растерянно стоял рядом с машиной.

— Куда их? — метнулся он к Пикаеву. — Я должен их похоронить рядом с моей мамой.

— Успокойтесь, — мягко ответил Заурбек. — Похороните, где считаете нужным, как только сделают вскрытие и официально установят причину смерти.

— Спасибо. Я такой виноватый перед ними, — снова всхлипнул он.

— Тетя Катя все говорила: живи, Коля, с нами, хватит тебе скитаться по общежитиям, а я…, — махнул рукой Коля. — Ругалась она, когда я выпивши был, не любила.

Заурбек смотрел поверх высокого штакетника на улицу. У дома собралась целая толпа. Теперь пойдут по городу новые слухи. Такие зверские убийства не могут не пугать людей, не будоражить их воображения. Они обрастают фантастическими подробностями, одна страшнее другой. Может, к этому как раз и стремились убийцы, может, здесь и разгадка их вроде бессмысленной жестокости? Тогда это серьезно и крайне опасно для общества.

Трагедия в пригороде Орджоникидзе не менее жутка, чем эта. Создается впечатление, словно кто-то хочет запугать население города, вызвать у людей панику, ужас. Вон какие испуганные у людей лица. Похоже, что они пришли не только из сочувствия к чужому горю или из любопытства, а чтобы и убедиться в каких-то своих предположениях. Они шепотом переговариваются, согласно кивают порой, видимо, находя в словах других подтверждение своим мыслям.