Паутина

— Думаю, есть необходимость, — вновь заговорил Сан Саныч, — побеседовать с ветеранами милиции и наших органов. Их живая память чаще бывает куда надежнее архивов. Собрать их, допустим, в нашем клубе, показать фотографии, которыми мы располагаем, открыть, исходя из ситуации, соответствующие обстоятельства дела и попросить помочь нам. Времени у нас очень мало. Руководство тоже предполагает, что в городе существует какая-то бандитско-террористическая группа, ставящая своей целью не только грабежи и убийства, но и устрашение населения, а это уже и политика. Город наводнен слухами, что эта банда всесильна и вездесуща, что у нее есть огнестрельное оружие… Положение серьезное. Нам надо уточнить наш оперативный план. Обстоятельства резко изменились: дело уже не только в побеге Кикнадзе и Маринина. Я готов к этому хоть сейчас.

— Разрешите, товарищ подполковник, — встал Пикаев. — Мы не успели еще как следует допросить племянника стариков. Он у дежурного внизу.

— Хорошо, через час жду вас у себя.

Колю, или Николая Антоновича Сипягина, Пикаев и Пащенко допрашивали вместе. Он подтвердил все, что было известно уже из показаний соседей и его собственных.

— Кто знал, что старик хранил маузер?

— Я, его старые знакомые, соседи… Он не скрывал этого. Вы же видели, в рамочке висит дарственная грамота на маузер. Он хотел сдать его в музей.

Просил меня: сходи, узнай, как это делается, а…

— Вы так и не пошли?

— Нет, — опустил голову Сипягин.

— Вы же часто бывали у стариков, даже жили у них подолгу. У вас был свой ключ от квартиры? И вообще, сколько было ключей? Сипягин вздрогнул и еще ниже опустил голову.

— Ключей было два, — не глядя ни на кого, глухо уронил Коля. — Один у них, другой у меня. Старик не оставлял ключ в двери, когда знал, что я приду, чтобы не вставать из-за меня.

Пикаев и Пащенко быстро переглянулись. Это уже было что-то более существенное.

— Один ключ был под подушкой, а ваш где?

Сипягин робко глянул на Пикаева, задавшего этот вопрос и снова понурил голову.

— Потерял.

— Когда?

— Недавно. Может, платок вытаскивал, может, деньги. Пьяный был.

— Где вы обычно пьете?

— На базаре, в. забегаловке. Там всегда есть дешевое вино.

— Вас там знают?

— Как облупленного, — угрюмо буркнул Коля. — В долг давали, когда денег не было.

— А сейчас уже не дают?

Сипягин помолчал, а потом вяло пожал плечами.

— Там теперь новый буфетчик — жмот и грубиян. Я после этого еще не ходил туда.

— После чего «этого»?

— Да попросил как-то налить стаканчик в долг, а он как заорет: пьяница, ханыга, попрошайка. Ну, я тоже сорвался. — Коля сделал паузу, переводя дыхание. Видно было, что обида та до сих пор волновала его. — Говорю: я честный рабочий человек, у меня заслуженные тетка и дядька, а он мошенник и кровопийца, и место ему в тюрьме. А он кричит: «Плевать я хотел на твоих родичей, плати и тогда пей…»

Сипягин опять замолчал, как бы вспоминая, что было дальше, Пикаев и Пащенко хранили молчание. Но Коля, видимо, решил, что рассказал уже обо всем, безнадежно махнул рукой.

— А не кричали вы ему случайно, что вот, мол, возьму у старика маузер, приду и прихлопну тебя, гниду паршивую?

Коля изумленно уставился на Пащенко.

— Откуда вы знаете? — заикаясь, спросил он.

— Надо же было вам ответить на его оскорбление, а у старика вашего маузер.

— Плевать он хотел на мои угрозы. Засмеялся только.

— Так вы и ушли несолоно хлебавши?

— Да нет, нашелся добрый человек; угостил хорошо. Ничего не помню, что говорил и как.

— На заводе знали, что у вас такие старики, что у старика именной маузер?

— Знали, он приходил на завод просить за меня, ну, когда меня за пьянку выгоняли с работы. Рассказывал о себе. Вызвали меня потом в завком, стыдили…

— Значит, тогда вы выпили и ушли домой. Вас никто не провожал?

Сипягин удивленно посмотрел на Пащенко. По всему было видно, что последний вопрос поставил Колю в тупик.

— Вы один вышли из чайной или с кем-нибудь?

Сипягин мотнул головой, словно отбрасывая от себя нечто, мешавшее ему ответить на вопрос, но это не помогло, он продолжал молчать.

Заурбек недовольно поморщился. Сипягин начинал серьезно раздражать его. «Какой-то он неопределенный в показаниях, — подумал он. — То ли знает чего-то, то ли нет, то ли дурак, то ли нормальный человек. Вопрос-то совсем простой, а он…»

Пикаев посмотрел на Пащенко. Тот сделал предостерегающий жест: мол, спокойно, без нажима, иначе допрос не пойдет.

— Нам очень важно, Николай Антонович, знать, кто последним расстался с вами в тот вечер. Вы выпили вино, закусили, решили идти домой. Нуждались вы в посторонней помощи? Твердо держались на ногах? Может, вы были сильно пьяны и кто-то вызвался помочь вам. Подумайте.

— Вроде собирался сам. Не помню, — беспомощно развел руками Коля. — Опьянел тогда и от вина, и от обиды. Такое зло меня взяло.

— Но хоть день-то помните?

Вопрос Пикаева прозвучал нетерпеливо и поэтому резко. Сипягина эта резкость испугала. Он сразу сник, ушел в себя.

Пащенко укоризненно глянул на товарища.