Паутина

— Замолкни! — прошипел Жорж. — Поздно спохватился, повязаны уже мы с ним намертво. А ты, между прочим, давно уже сидишь «на вышке», так что не переживай — хуже уже не будет, чем есть. И запомни, Рыба: ты мне ничего не говорил, я от тебя ничего не слышал. Усек? Плохо ты его знаешь, этого Купца. Все. — Жорж круто развернулся и пошел к двери.

Рыба передернул плечами, как бы сбрасывая с себя оцепенение. Вот гниль болтливая, надо же было трекнуть такое и кому — Жоржу, самой верной шестерке Ягуара! У Рыбы мелькнула мысль тут же уйти, не заходя в комнату, и больше никогда здесь не появляться. Если Жорж сейчас все расскажет Ягуару… Рыба снова как оцепенел от пронизавшего его насквозь острого чувства страха. Нужно бежать! Он прошмыгнул мимо входа в дом к калитке и взялся за щеколду, но приостановился. Теперь он очень жалел, что судьба вновь свела его с Ягуаром и Хорьком. Ну он уйдет сейчас, а что это даст? Они в любое время найдут его, он все равно с ними в одном деле. А как все поначалу казалось интересно! Этот Ягуар умеет работать языком: такое нарисовал. А как получилось? Весь город поднялся на них, весь город! А он, дурак, думал, что город испугается, затырится в норы и будет дрожать от страха перед ним. Все равно поймают. Рыба очень ясно увидел в этот момент свое ближайшее будущее: стену, выщербленную пулями и себя самого у этой стены. О том, как она выглядит, Рыба знал только по рассказам бывалых людей, которые тянули большие сроки и много чего видели в тюрьмах да лагерях. Он со всей очевидностью вдруг осознал сейчас, что Ягуар в самом деле всех их ведет к «вышке», что он и дела выбирает такие, которые навсегда повязали бы кодлу с ним. Правда, Жорж не ошибся: в прошлом у Рыбы было не одно мокрое дело, за ним числилось даже убийство милиционера, и он давно уже схлопотал себе «вышку», но Рыба тешил себя надеждой, что старые его дела уже не в счет, они уже запылились в архивах, и о них все забыли. И надо же было ему начинать все сначала. Теперь не получится, как тогда, в сорок втором. Они с Гошей сквозанули сразу вперед, а эти дураки дернули по бокам и обратно. Куда все-таки делись Бичо и Сова? Да ну их к черту!

Рыба постоял с минуту под дверью. Он все еще раздумывал: заходить или бежать от банды, от самого себя, но больше — от страха, который, чем дальше, тем чаще повергал Рыбу в пучину отчаянья и безнадежности.

Глава шестая. Лед тронулся…

Зойка вышла из трамвая на площади Штыба и, небрежно помахивая своей модной кожаной сумочкой, направилась в сторону проспекта. Пора бы обновить прическу, маникюр и, вообще, навести полный порядок. Легкая, стройная, со вкусом одетая, она шла среди людей, с удовольствием отвечая улыбкой на восхищенные взгляды мужчин. Не было еще такого, чтобы мужчина, увидев Зойку, не лупил на нее глаз. Самые прыткие подхватывались следом в надежде завязать знакомство. Кое-кому это удавалось. Зойка любила такие мимолетные уличные знакомства с мужчинами тем, что они ни к чему не обязывали: пококетничает с мужиком, и будь здоров. Иногда, правда, когда узнавала, что приставала при хороших деньгах, новое знакомство доводило ее до ресторанного столика и чрезвычайно редко — до двуспальной кровати, оставленной Зойке в наследство матерью вместе с комнатушкой в огромном грязном дворе, под завязку набитым крайне любопытной публикой.

Зойка подумала, что не мешало бы полакомиться чем-нибудь сладким, она это любила и, вернувшись обратно, зашла в магазин, что был прямо напротив трамвайной остановки.

За прилавком стояла знакомая продавщица Гаяна.

— Привет, — взмахнула сумкой Зойка. — Есть что покейфовать?

— Спецом для тебя, совсем свежий щербет.

— О-о-о! — восхищенно протянула Зойка. — Полкило свесь.

— При деньгах?

— Как всегда. Держи!

Зойка протянула Гаяне десятку. Она в самом деле была при деньгах. Сегодня утром, отпуская Зойку, новый хозяин сунул ей в карман двести рублей.

Гаяна взвесила щербет, завернула, протянула его со сдачей Зойке.

— Угощайся! — предложила та.

— Спасибо! Добрая ты баба, Зойка, только какая-то крученая. Нашла бы себе мужика хорошего.

— Детей народила бы, — насмешливо подхватила Зойка. — Нет, Гаяна, это не моя планида. Пока!

Она махнула сумочкой и вышла из магазина. Было уже за полдень, но солнце все еще жарило вовсю. Зойка, впрочем, не страдала сейчас от жары. На ней было платье из тончайшего маркизета, новое, модного покроя с плечиками, а под ним тоже тонкая ажурная комбинация. Зойка знала, что на солнце ее наряд просвечивается, и порою, чтобы подразнить мужчин, она норовила стать к нему спиной, и вся ее фигура была, как на ладони. А ей интересно: мужчины суетились, волновались, стараясь найти удобное для обозрения ее прелестей положение. Высшей точкой торжества были моменты, когда какой-нибудь мужчина, наткнувшись взглядом на нее, раздетую солнцем, столбенел на глазах. А если еще рядом оказывалась его жена и замечала причину остолбенения, то Зойка прямо блаженствовала, купаясь в полных ненависти взглядах женщин.