Паутина

Но я его не увидела. Ни в аэропорту, ни в самолете. Это потом я уже поняла, что мы летели разными рейсами и меня провели через паспортный контроль под чужими документами. Какая же я идиотка была тогда. Даже не возмущалась. Я все еще верила, что это нужно для моей же безопасности.

Моя эйфория после прилета домой испарялась по мере того, как я понимала, что меня везут не к нащему дому. Что мы едем куда-то в другое место, по незнакомой трассе.

На каждый мой вопрос ответом было молчание. Меня игнорировали. И когда я попыталась снова дернуть ручку машины, меня впечатали в сиденье:

— Мне дали приказ не церемониться с вами, а надо будети — и… применить силу.

— И что? Ударишь меня? Этот приказ тоже дал тебе мой муж? Ты вообще в своем уме?

— Именно он. Не вынуждайте меня им воспользоваться. Давайте доедем до места назначения, а дальше можете истерить, сколько хотите. Я выполняю свою работу.

Мне казалось, я погружаюсь в какой-то новый кошмар. Нет, я все еще сплю на судне у Бакита, и мне вкололи не снотворное, какую-то дрянь, вызывающую весь этот бред. Макс приказал меня ударить? Не церемониться со мной? Да что это за чушь. Он бы скорее им руки поотрывал… Только я почему-то думала одно, а глаза видели совсем другое — Ефим, который стиснул челюсти до хруста и второй охранник, чье имя я забыла напрочь, вели себя со мной совсем не как со своей хозяйкой, у которой они работают… Они вели себя со мной, как с кем-то ничтожным и омерзительным. Кем-то, с кем можно обращаться как со швалью.

Машина заехала в лесопосадку, а затем выехала к одиноко стоящему особняку. Когда я его увидела, то снова обо всем забыла, вскрикнула от радости и на глаза навернулись слезы. Нет… это таки розыгрыш. Макс просто немного меня пугает после моего исчезновения… А сам готовил мне очередной сюрприз. Чтобы мы после разлуки остались наедине.

Только я даже предположить не могла, что меня привезли в фешенебельную тюрьму. В персональный ад за белым забором. В Ад с небольшим озером, запорошенным снегом, с безумно красивым садом. В ад без единого средства связи, зарешеченными окнами и оградой под током.

В доме было поразительно тихо. То ли слуги избегали меня, то ли он совершенно пустой. Ефим шел за мной по пятам, как собака, пока я оглядывалась по сторонам в этом огромном и пустом здании, где веяло могильным холодом. Полупустые комнаты, кое-где закрытые секторы и запах краски.

— Вы останетесь здесь до дальнейших распоряжений Зверя. Охрана меняется каждый день. Ограда под током и на окнах решетки. Дом охраняется, как крепость. Никто не заезжает и не въезжает без моего ведома. Так что даже не думайте отсюда бежать. В радиусе нескольких километров нас окружает лесополоса.

Фима начал меня раздражать, и я в ярости набросилась на него. В дикой жажде вцепиться ему в лицо. В невозмутимую физиономию.

— Бежать? От кого? Что это значит, Фима? Я ничего не понимаю. Что все это значит?

— Вы теперь будете жить здесь до дальнейших распоряжений Максима Савельевича… — повторил он, как заезженная пластинка.

— Жить здесь? Ты с ума сошел? Это насмешка, это издевательство? Как здесь жить, здесь же мертвая зона. Дом в стадии ремонта. Здесь поблизости ни души. Это заточение? Мы в двадцать первом веке. А-а-а-а-а, — я медленно кивала головой, чувствуя, как у меня сдают нервы. — Это не Макс… нет, не Макс. Это вы сами. Вы меня похитили, да? Вы меня увезли, чтобы его шантажировать? Да он сгноит вас. Он вас всех… — я не понимала, что плачу, что меня трясет, как в лихорадке.

Фима посмотрел мне в глаза, и я увидела в его взгляде сожаление. Это меня он сейчас жалеет? Меня?

— Где мой муж? Где он? Почему он не приехал сюда вместе с нами? Ты можешь мне объяснить? Где мой брат? Они приедут? Кто-нибудь приедет сюда? Где Макс? Я хочу немедленно его видеть. СЕЙЧАС. Я хочу видеть его сейчас. Позвони ему. При мне позвони.

Он отвел взгляд, не выдерживая моей истерики, а мне уже было все равно. Я начала потихоньку сходить с ума.

— Нет, не приедут. Сюда никто не приедет, Дарина Александровна. Максим Савельевич поговорит с вами, когда сочтет нужным. Скажите спасибо, что вы вообще живы. Я бы свернул вам шею на его месте или прирезал еще там, на судне, и скинул в море… но это не мое дело. Не мое…

Я ничего не понимала, только хлопала глазами и чувствовала, как внутри поднимается паника, такое мерзкое чувство, когда ты еще не знаешь, что именно происходит, но точно знаешь, что случилось что-то ужасное. Что-то, что тебя сломает, распотрошит на осколки, смешает с грязью.

— Свернул шею? Ты что несешь вообще? За что?

Он, похоже, потерял терпение и вдруг резко склонился ко мне.

— Тебе ли не знать? Нам все известно. Ни к чему притворяться. Зверь поступил с тобой более, чем гуманно после всего, что ты сделала.

А что я сделала? Томилась в аду? Терпела пытки Бакита? Что я сделала?

— Фима-а-а, — я вцепилась в его руку дрожащими пальцами.

— Что происходит, скажи мне, я умоляю тебя. Мы же были близки. Вспомни… мы играли в шахматы и выбирали тебе собаку. И… Фима-а-а.