Паутина

— Я привыкла, — напившись, Агата отошла к стене и устроилась на куче соломы, затерявшейся в полумраке. — Чем-то напоминает сосну, под которой мы прятались: темно, тихо и ничего не понятно. — Она набрала в рот соли и принялась тереть зубы пальцами, морщась от горьковатого вкуса.

— Я бы не сказала, что тогда было тихо, — Эвита села рядом и попыталась распутать волосы, еще не готовые для гребня, — ты без конца хныкала. Боялась, что лес тоже загорится или придут дунландцы. А я тебя успокаивала.

— Ушпокаивала. И шама ревела как младенец.

— Ничего подобного. — Как ни странно, грустные воспоминания заставили подруг рассмеяться; весь ужас теперь казался далеким, будто и не с ними происходил. — Я как раз занималась тем, что высматривала опасность сквозь ветки. И отца…

Последнее слово прозвучало глухо и женщина замолчала, сосредоточившись на колтунах. Сплюнув на пол, Агата прополоскала рот и обернулась, заглядывая в мрачные глаза:

— Уверена, он вернулся за нами. В лесу трудно найти воду — он просто не успел, и солдаты…

— Его убили хищники или дунландцы. А может, он и вовсе сбежал: на войне все мы превращаемся в животных, которые пытаются выжить. Не потому что хочется, а потому что так надо. Ничего, я смирилась. — Эвита изобразила улыбку и отвернулась к корзине, ища гребень.

Девушка знала, как трудно вытаскивать наружу эти воспоминания, и мысленно обругала себя за то, что поддержала разговор. Плеснув на ладонь воды, она оттерла засохшие слезы и взяла у подруги гребень — та слишком нервно дергала им волосы, причиняя боль.

Она не хотела этого, но руки утратили возможность двигаться плавно. Бурливший внутри гнев требовал выхода и лишь подстегивался образами детства и ремнем, сдавившим кожу на ноге. Хотелось скорее со всем покончить, и женщина глянула на дверь: страж явно где-то рядом, но его не видно. Нужно сейчас…

— Вставай, — буркнула она и потянула девушку за руку.

— Что с тобой? — удивилась Агата, когда в ее шнуровку буквально вцепились дрожащие пальцы.

— Ничего, просто злюсь! Не нужно мне было тебя втягивать, советовать обольстить Леголаса…

— Ты же не знала. К тому же на него не поэтому напали.

Эвите удалось прогнать дрожь, но нервозность осталась. Она и не заметила, как переодела Агату — сердце колотилось так быстро, что не давало сосредоточиться. Полуэльфа видно не было, а значит, можно прижать палец к губам и достать флягу. Только быстро, к чему медлить?

— Все будет хорошо, слышишь?! — В порыве жалости Эвита обняла девушку со спины. — Тебя выпустят. Уверена, все это лишь для вида.

Она не знала, почему сказала это, почему не решалась. Страх перед гневом эльфов? Безвольность? А может, восстала привязанность к той, что делила с ней тяготы? Трудно сказать, особенно когда шум крови заглушает мысли.

Но разговорам она не мешала: подруги еще долго говорили о войне, племени, своих судьбах. Избегали лишь тему нападения, ведь каждой было что скрывать. Это забытье в тиши полумрака разорвал страж, многозначительно топавший где-то неподалеку. На миг Эвита решила, что с удовольствием осталась бы здесь, подальше от Маршала и его козней. Только вряд ли он ее не найдет.

Выбора не было, и женщина попрощалась с Агатой, в душе завидуя ее неведению. Дорогу наверх она не запомнила — слишком переживала о том, куда исчезла корзина. Удивительно, но сейчас это казалось чем-то важным, потому что оставалось единственным, что Эвита могла решить самостоятельно. Теперь судьба ее в руках сильных этого мира, но к кому податься: молить господина Агнара, чтобы он нашел другого отравителя? Или попытать счастья у эльфов, которым хватит сил защитить девушек?

Глава 1.10. Раскол

Коридор Медусельда еще хранил тишину, изредка прерываемую шарканьем слуг. Они таскали дымящиеся ведра, подносы или скрученные простыни, напоминая безликие тени, еще не впитавшие утренний свет. Такой же казалась и Эвита, равнодушно глядевшая на свои туфли, мелькавшие из-под юбки. Она ничего не решала, ноги сами привели ее на королевскую половину, где время будто остановилось: те же факелы, заменяющие окна, та же пустота и стражи, делавшие вид, что не двигались с рассвета.

Безмолвие давило на виски, заставляя тревожиться, отчего короткий стук и мягкие шаги показались свежим ветром, отогнавшим духоту. Подняв голову, женщина увидела идущего к ней Леголаса; праздник кончился, и теперь он не сильно отличался от лихолесских воинов, надев привычное котарди терракотового цвета. Оно скрадывало очертания фигуры и расширялось на талии, образуя баску, закрывавшую бедра.

— Ваше Высочество, — сделав реверанс, Эвита стрельнула глазками, изображая уверенность, — сегодня чудесное утро…

В ответ эльф лишь равнодушно улыбнулся и прошел мимо, не собираясь начинать разговор.

— Помогите мне, принц, — отчаянно шепнула она, уже не надеясь его задержать.

Но Леголас услышал и резко повернулся. Его взгляд вмиг затвердел и прошелся, будто прощупывая, по лицу женщины, которая испугалась собственной дерзости.

— Я знаю, кто напал и зачем… — Слова застревали в зубах, не желая выдавать тайну, но отступать было поздно.