Паутина

Тем временем конюх разглядел читателя. Ют помаленьку приходил в себя после сногсшибательной поэзии, лупал глазами почти осмысленно.

— Пока ют да дело, — принялся на ходу сочинять и тут же обнародовать свои произведения Виш, — ты, Сим, проЮти Фому, чей конь — по уму, а еще — Леса, что пока не набрал веса. Лес — густой, а Фома — холостой (Откуда он узнал, удивился чародей, что я женат?). У Нова — своя обнова. Сколько время — спроси у Береня… Нет, не то! Пришел Бе-ренников — прячь вареников. Пришел Фома, хорошо — не зима. У богатыря Фомы — да дырявые пимы. От Фомы и от сумы два беремя кутерьмы. Чем дальше Лес, тем больше дроф. А? Каково? По-моему, удачно!

Чему он радуется, недоумевал Нов. Кузнец повел мага и чародея вдоль улицы-подковы, а вслед им раздавалось:

— От юта не жди уюта. Фу-ты, юты, лапти гнуты… Любят сало юты, да не любят салюты. Закусили бы салом, а мы им — по сусалам…

Лес решил, что от стихов конюха юту солоно придется, но не пожалел, а невольно зарифмовал: станет ют от стихов лют, — как видно, заразился от конюха рифмоидным бредом. Между тем подошли они к избе со мраморными завалинками, крылечком с перилами в балясинах и окошками со ставнями, вырезанными в форме сердечек. Когда ставни запираются, сообразил юноша, то сердечко на сердечко накладывается.

Эй, Кос, — крикнул конюх, — гости к нам пожаловали!

Ежели опять узурпатор, то гони в шею, — отозвался коновал, высовываясь из окошка, — а ежели горыныч — то в три шеи. Особенно Молочного, мы ему не молокане… Нет, это не узурпатор, — определил Кос, разглядев мага и чародея. — Кто же тогда?

Это Фома Беренников, — объяснил Сим.

Сильномогучий богатырь?

Откуда они все Фому знают? — не мог понять Нов.

— Нам бы, Кос, с юным чародеем Лесом постоем у вас стать, — сказал Рой.

Временная прописка нужна, выходит?

Что? — удивился было Кам, но тут же разобрался в ситуации. — Ага, прописка нужна, временная. На постоянную мы не претендуем.

Что-то шибко много желающих в последнее время объявилось поселиться в наших палестинах, — раздумчиво сказал коновал. — Придется тебе, Фома, отборный тур непса пройти…

Да разве у вас турнепс растет?

Чего нет, того нет, — признался фершал. — Да и был бы, зачем его проходить? Пройти придется испытание…

Тогда другое дело, пройду, — с готовностью согласился маг, а Нов подивился его готовности. Не больно-то уступчивым бывал Рой с другими людьми, а тут без возражений принимает любые условия. Странно… — А что нужно сделать? Юта обороть или еще кого?

Юта! — возмутился Кос. — Да я одной строкой «Когда я уйду, голову облегчив» столько ютов завалил, сколько тебе за всю жизнь не увидеть. Слабы юты, полновесной поэзии не выносят. Не таким должно быть испытание сильномогучего богатыря.

А каким?

Такой вопрос с кондачка не решить, нужно сперва с народом посоветоваться, митинг собрать, резолюцию за скобки вынести… А что за юноша с тобой, Фома?

Лес Нов, чародей.

Больно молод.

Из молодых, да ранний. Взял за себя жену из колотиловских…

Колотиловских? — оживился фершал. — Колотиловских девок я знаю. Много их там у меня на примете. А его из чьих же будет?

Из Ёжкиных.

А-а, из Ёжкиных. Как же, молоденькая такая Надя Ёжкина.

Теперь не Надежкина, а Найденова,

Надя Нова, понимаю… Эх, стареем, брат, стареем. Вот уже и молодежь пошла, на ходу подметки режет. А раньше, бывало… Да чего вспоминать? Как говорят в народе: спустимся вниз и все стадо огуля-ем, — совсем уж ни к месту, по мнению Нова, высказался коновал.

А поселим-то мы где богатыря да чародея? — спросил кузнец.

У меня в амбулатории разве? Так нельзя: весь спирт из-под моих эмбрионов вылакают. А ежели у тебя, Сим, в кузне, так до самогонодоильного агрегата доберутся, поди… Придумал! Поселим-ка их в заезжей, для того и строили, чтобы гость любого вероисповедания мог заехать. Вот и пускай журнал «Коневодство» почитают у нас на гумне.

Гумно оказалось не тем гумном, к каким Лес привык. Это была обыкновенная крестовая изба, только сени почему-то оказались густо унавожены, да над наружной дверью висела выцветшая красная портянка с таинственной надписью «Слава сельсовету!».

Что это — имя или фамилия? — задумался Лес, но решил голову зря не ломать. И так загадок в Драчевке с избытком.

Из передней комнаты, собственно, кухни, в глубь дома вели две двери. Над одной вилась надпись «Слава красному уголку!», а над другой «Слава Богу!».