Паутина

— Постой. — Поставив бокал на стол, Гарт, повернулся лицом к Клиффу. Почему мы никогда не заводили об этом разговор? — подумал он. Что это со мной, неужели я настолько поглощен работой, а в последнее время — и женой? А в других семьях отцы и сыновья живут вот так многие годы: им некогда поговорить о том, что друг у друга на душе; они принимают любовь за нечто само собой разумеющееся и при этом они уверяют себя в том, что все прекрасно? — Ты не можешь знать, насколько ты умен сейчас и будешь умен в дальнейшем. Ты пока что открываешь для себя все новые знания, ты накапливаешь свой собственный опыт. При этом ты узнаешь что-то новое и о себе самом. Мне кажется, так будет продолжаться еще много лет. Если бы завтра ты вдруг сказал: «Вот что я сейчас собой представляю и вот чем хотел бы заниматься всю оставшуюся жизнь», — я был бы разочарован. Не хочу…

— Ты был бы разочарован?

— Да, очень. Клифф, я не хочу, чтобы ты стал таким же, как Лу. Клифф, мне хочется, чтобы ты еще какое-то время оставался вот таким — жадным до всего нового. Чтобы ты не зациклился на чем-то одном, что, возможно, тебе и не подходит. Но даже если и подходит, все равно не хочу, чтобы ты слишком увлекся бы чем-то и перестал интересоваться всем остальным в мире. Знаешь… — Улыбнувшись, он откинулся на спинку дивана. — У тебя уже сейчас больше уверенности в своих силах, чем у меня в твои годы. Ты более здраво рассуждаешь. Я всю жизнь мечтал быть ученым, был абсолютно убежден в том, что ничто меня больше не интересует и не стоит тратить на остальное время. Позднее я понял, сколького еще не знаю в жизни, и начал изучать историю, литературу, искусство, и мне это понравилось. В этом отношении ты добился большего, чем я.

Клифф покачал головой.

— Я не очень хорошо учусь в школе.

— Нормально. Просто пока ты уделяешь учебе не так много внимания, как мог бы. Мы не знаем, как ты будешь учиться, когда решишь, что школа заслуживает столь же пристального внимания, как и футбол. Но спешить ни к чему, ты даешь себе возможность попробовать все. Это меня в тебе и восхищает.

— Восхищает… — начал было Клифф, но осекся. Он не отрываясь смотрел на отца, словно прикидывал, насколько серьезно тот говорит.

— Потому что это значит, что ты любознателен, восприимчив к свежим мыслям, ты готов объять необъятное. Вот я и хочу, Клифф, чтобы ты понял — именно это больше, чем что бы то ни было, больше даже, чем твои успехи на футбольном поле, дает мне повод тобой гордиться. Я всегда буду любить тебя, но, кроме того, восхищаюсь тобой как личностью. И еще, ты мне нравишься. Мне нравится быть с тобой. Я благодарен тебе за это. Мне кажется, на свете нет ничего лучше, чем видеть в своих детях единомышленников.

Клифф во все глаза смотрел на него. Черты его лица разгладились, мрачное выражение исчезло. Он ловил каждое слово, произнесенное Гартом, он словно пересматривал свое отношение к отцу.

— А как же Лу?

— А что?

— Ну, то же самое ты ведь можешь сказать и о нем. Тебе он нравится, тебе нравится быть с ним, и он тоже твой единомышленник, потому что он умен и может говорить с тобой о том, о чем тебе хочется говорить…

— Клифф, но у меня же есть сын. Я люблю тебя, ты мне нравишься, и другого сына мне не нужно. Ты, Пенни и мама — вот люди, которых я люблю больше всего на свете. Я хочу говорить с тобой обо всем, что тебя интересует, хочу, чтобы ты слушал, когда я говорю о том, что интересует меня. Мне кажется, такими и должны быть наши отношения. И я счастлив всякий раз, когда они бывают именно такими.

Воцарилась продолжительная пауза.

— И тебе не важно, какие у меня оценки в школе?

Гарт улыбнулся про себя, отметив, с какой настойчивостью сын пытается выяснить, насколько сильна любовь отца к нему.

— Откровенно говоря, я бы предпочел, чтобы ты не пропускал занятия.

— А если бы пропускал?

— Ты бы меня огорчил.

— Почему?

— Потому что я огорчаюсь всякий раз, когда огорчаешься и ты сам, а, мне кажется, это как раз такой случай, потому что ты не любишь ни в чем проигрывать. К тому же тогда о футболе пришлось бы забыть. По-моему, вам не разрешают играть в футбол, если вы начинаете пропускать занятия, не так ли?

— Гм… нет. — Клифф принялся ковырять царапину на костяшке пальца. — Мама как-то раз говорила мне то же самое. Она сказала, что я любознателен и при желании могу многому научиться.

— Да, иные вещи легче усваиваются, если сказать о них дважды. Может быть, теперь ты поверишь, что это так.

— Но, знаешь, когда я попросил ее сходить к директору и все объяснить вместо меня, она отказалась. Сказала, что это мои проблемы. Такое впечатление, что ей было все равно.

— Она мне этого не говорила. А ты самкак считаешь?

— Ну, знаешь… Знаешь, раньше-то она ходила в школу и объясняла…

— А теперь не хочет идти. Неужели ты в самом деле думаешь, что это значит, будто она о тебе не заботится и не любит тебя? А, может, она просто считает, что ты достаточно умный и взрослый человек, чтобы справиться со многим самостоятельно, не прибегая к помощи матери для того, чтобы заступиться за тебя.

— Наверное.

— Что значит «наверное»?