— Честно говоря, мне было немного не до разговоров, потому что… Я, думая, что в той комнате нет никого, кроме, как ты утверждал, крепко спящего человека, разумеется, сразу вошел и… Получил такую затрещину, что невольно прослезился, вспомнив о тяжелой маминой руке. Ох, как она меня учила уму-разуму, кто бы знал!
— Затрещину? От кого?
— От самой прекрасной женщины, которую я когда-либо видел. Она такая… — Дознаватель мечтательно закатил глаза. — Такая горячая! В самый лютый мороз согреешься.
— Поэтому у тебя рожа до сих пор красная? — Догадался я. — И правда, рука у твоей красавицы тяжелая, но это скорее недостаток, чем достоинство.
— Да что рука! У нее такие… такие… — Запас восхищенных слов подошел к концу: остались одни впечатления и чувства, которые помогли Кайрену с помощью жестов описать фигуру неизвестной, занявшей оплаченную мной и отведенную под пребывание скорпа комнату. — И самое замечательное, она вдова!
Теперь понимаю воодушевление блондина: предыдущее любовное похождение завершилось печальным расставанием именно из-за наличия в треугольнике третьей стороны. Мужа. Э, а вода-то вскипела!
Спрашиваю, заливая травяную труху кипятком:
— Ты хоть рецепт помнишь?
— Чего?
— Сколько времени настаивать?
— А как вода потемнеет, можно пить. Но ты только послушай: у нее есть маленький домик в предместьях, она покупает у пастухов овечью шерсть и…
Кайрен углубился в описание завидных качеств своей новой избранницы, а я, тупо глядя на плавающие в кружке обрывки листьев и стебельков, думал, что делать дальше. Скорп встал и ушел. Отлично. Но куда и с какой целью? Почему не объявился здесь? Хорошо, он не смог бы пройти через контур, но мог хотя бы ждать рядом. Нет, должен был ждать! Получил противоядие? Каким образом? Ришиан выполнила уговор? Скорее, ее сестричка решилась рискнуть и поделиться живительной влагой. И что случилось потом? Вполне возможно, придя в себя, скорп попросту убил ее. Особенно, если почувствовал связь с гаккаром. Неужели красавица-глашатай мертва? Тогда ее смерть ложится на мои плечи незавидным грузом. Но с ним можно справиться, а вот другая трудность…
Что я скажу принцессе?
— Доброго… вечера?
Легка на помине.
Позевывающее длинноносое привидение с заспанными и оттого словно подернутыми мутью зелеными лужицами глаз. Дневной сон, конечно, дело хорошее, но кажется, Сари не по собственному желанию нежилась в постели, да еще столько времени, чтобы худощавое лицо успело припухнуть: опять я виноват. Когда костяная игла «белошвейки» пронзила мою грудь рядом с сердцем, и то решило слегка замедлить ритм своих шагов, оставляя меня без сознания, контур мэнора немедленно закрылся в ожидании либо окончательной гибели, либо возвращения к жизни замыкающего звена. На матушку и братцев сие обстоятельство не оказало особого влияния, только лишило свободы перемещения, а вот принцессе досталось: закрылся ведь и самый ближний контур — браслет на щиколотке, скрепленный той же самой печатью, что, свернутая клубочком, дремлет во мне. А поскольку девчонка не просто жилец, и не просто одаренная, а урожденная Заклинательница (к счастью, не достигшая еще осознания собственной силы), ее внутренний Поток замкнулся сам на себя и начал сновать по кругу все медленнее и медленнее, пока не достиг наиболее верной в сложившемся положении скорости движения. Говоря проще: чтобы не тратиться зря, усыпил свою хозяйку. Примерно так же я поступил со скорпом, заставляя уснуть, а не вести напрасную борьбу за бодрствование, только расходующую и без того скудные силы. Впрочем, толика отдыха никому не способна повредить!
— Вы говорили о Кэре, — заявила после особенно проникновенного зевка принцесса. — Как он?
М-да, хороший вопрос. Наверняка, маг жив и здоров, раз уж покинул гостевой дом на своих ногах. Но можно ли быть полностью уверенным? Ладно, рискну поверить в лучшее:
— С ним все хорошо.
Зеленые глаза оживленно вспыхнули:
— Он поправился?
Осторожничаю:
— Все указывает на это.
— Он… пришел?
Грешно и мерзко втаптывать в грязь чужие надежды, но лгать следует, если не можешь быть уличенным во лжи. Во всех же остальных случаях пристойнее и безопаснее говорить правду.
— Нет, ваше высочество.
Она приподняла брови, снова опустила. Задумчиво изучила взглядом угол стола, поцарапанный моим средним братом, дорвавшимся до ножа. Помолчала, выстраивая полученные сведения стройными рядами логических цепочек, и только потом спросила:
— Почему?
— Простите, ваше высочество, я не знаю.
— Почему?
Если первый вопрос звучал рассеянно, во втором уже явственно слышалась требовательность.
— У меня не было возможности выяснить.
К требовательности добавилось раздражение:
— Почему?
— Виноват, ваше высочество. Покорнейше прошу простить мою нерадивость.
— Я уже обещала вынести приговор. Помнишь?
— Как можно забыть?
Тонкие губы равнодушно и не по-юношески царственно изрекли:
— Желаешь усугубить?
Опускаю подбородок, обозначая поклон:
— Все в вашей воле.