Паутина игры

— Итак, в раю не все благополучно, а? — Эйза сочувственно причмокнула. — Ты можешь мне довериться. Я ведь не просто твоя охранница, знаешь ли. Я еще и твой друг.

Друг? После того, как она практически назвала его неверным мужем?

В ее голосе появилась оборонительная нота:

— Я знаю, что ниже уровнем, чем ты. Но я и не воздушный клоп. Ведь именно я в одиночку спасла Вьясу от краха!

— От краха? — Он поднял брови. — О чем ты?

— Ну… — поправилась она. — Может, не от окончательного краха. Да только Вьяса и Бавия не ладят между собой.

— Ты говоришь про Цитадель Бавию?

— Ну да. Директор Бавии подослала шпиона в здешнюю Каланию, — она так и лучилась самодовольством. — Я изобличила смердящую гусеницу. Растоптала ее, уложила в лазарет.

— Ты и во мне видишь шпиона? — спросил он сухо.

— Нет. К тому же никто и пальцем не дотронется до калани. Да повреди я хотя бы один волосок на твоем ослепительном теле, Директор Вьясы закупорит меня в бутылку и швырнет с обрыва, — она состроила гримасу. — А это немногим лучше, чем в тот раз, когда она отправила меня в Цитадель Тенса.

— А что не так в Тенсе?

— Да все! — Эйза взмахнула рукой. — Без помощи Вьясы Директор Тенсы сама себя сгубила бы.

Он посмотрел на нее не без ехидства.

— Если Халь узнает, что ты разговаривала со мной, она отправит тебя в Тенсу.

— Уж лучше свалиться с обрыва, — сказала она.

— Будем надеяться, что обойдется без этого. — Джеремия почувствовал, что у него стынут ноги. — Эйза, я должен пробежаться.

Она покачала головой.

— Свихнутый инопланетник.

Он засмеялся и рванулся с места.

* * *

Утром, когда мороз покрыл узорами окно Джеремии, в его комнату вошел октет стражниц. Он не узнал ни одного лица. Пока они вели его по незнакомым коридорам, ему становилось все более не по себе. Что-то случилось с Халь? Накануне ночью она его так и не позвала. Конечно, он виделся с нею не каждую ночь, но когда ей мешали дела, она присылала весточку.

Эскорт оставил его в пустом кабинете, отделанном панелями темного дерева. Кресла стояли на бронзовых подставках, а в глубине комнаты письменный стол соседствовал с громадным окном от пола до потолка. Стены прятались за книжными полками. На подставке медленно вращался глобус Коубей, поблескивая огромными шапками льда на полюсах.

Позади него отворилась дверь, он оглянулся и увидел входящую Халь, такую непривычную в темных брюках и рубашке. Волосы, заплетенные в косу, свисали ниже спины. По вечерам она расплетала косу и нежилась в халате.

Халь закрыла дверь и подошла к нему. Стоя перед ней, он остро ощутил разницу в их росте. И еще она выглядела усталой, словно не спала ночь.

— Что-то случилось? — спросил он.

Она не стала тратить время зря.

— Я знаю, что ты причинил вред моей Цитадели по невежеству. Но пойми, Джеремия, наказанием коубейскому калани за такое преступление была бы тюрьма.

Он уставился на нее.

— О чем ты говоришь?

— О твоей Клятве. И Эйзе.

Значит, так! Кто-то узнал, что в последние дни во время пробежек он разговаривал со стражницей.

— Мне жаль, что ты огорчена, но ведь Клятвы по своей воле я не давал. Кроме того, мы с Эйзой просто несколько раз дружески поболтали.

— Дружески? — ее голос стал ледяным.

Он моментально понял причину ее гнева. Видимо, не только Эйза неверно истолковала его естественное желание поговорить.

— Мы разговаривали, и ничего больше.

Она откинула со лба выбившиеся пряди.

— Правда?

— Конечно. Неужели ты так плохо меня знаешь, что сомневаешься в моих словах?

Облегчение, которое взяло верх над сдержанностью, озарило ее лицо и сказало ему больше любых слов. Почти обычным голосом она произнесла:

— Кев и Сейвин уже несколько дней назад заподозрили, что вы общаетесь, но не решались высказать свои догадки вслух. Ведь это очень серьезное обвинение, — она покачала головой. — У меня были все основания доверять Эйзе. Несколько лет назад она разоблачила намерение Бавии внедрить шпиона в мою Каланию. Но теперь я понимаю: все было подстроено, чтобы Эйза втерлась ко мне в доверие.

Ему не верилось. Эйза использовала его! Хотя охранница казалась ему колючей, он надеялся, что она поможет ему бежать. И ей как будто нравилось болтать с ним. В обществе сдержанных калани Вьясы (а по вечерам — его еще более сдержанной жены) он истосковался по непринужденному общению. В конце концов он сказал:

— Клятва калани обрекает на одиночество.

Она вглядывалась в его лицо.

— Я думала… ты казался счастливым.

— Иногда так и было. — Ему хотелось обнять ее, сказать, как дороги ему их ночи, однако он удержался, памятуя о ее холодной натуре. — Но затворничество, ограничения… к ним я никогда не привыкну.

Она глубоко вздохнула, всколыхнув прядь, вившуюся у ее щеки.

— Джеремия, я понимаю. Но если ты не в силах соблюдать Клятву, тебе нельзя будет жить в Калании, играть в Игру с остальными. Тебя придется перевести в изолированные апартаменты. Любое воздействие со стороны меняет твои построения. Как калани ты властвуешь над костями. Все, что воздействует на тебя, воздействует на Игру, а тем самым на Вьясу.

Он помотал головой.