Читаем Паутина из шрамов полностью

Но я вернулся на землю довольно быстро. В Калифорнийском Университет в Лос-Анджелесе я никогда не чувствовал себя дома. В студенческом крыле то и дело сновали ботаники или азиатские дети, которым было вообще не до разговоров и смеха. Все там были всё время заняты. Я не подружился там абсолютно ни с кем за всё время. Кроме клубов и тусовок дома у Донди, встречаться с Хиллелом и Майком было гораздо важнее, чем изучать китайскую историю, которая была, и не спрашивайте почему, одним из предметов, на которые я подписался.

Вершиной этих несчастий было то, что мои финансы были полностью на нуле. У меня не было дохода, кроме двадцати долларов в месяц, которые моя мама присылала мне. Поэтому я вернулся к моим старым методам. Когда нужно было доставать учебники, которые были невероятно дорогими, я шёл в книжный магазин при кампусе, заполнял свою корзину, направлялся к выходу, проталкивал её мимо сенсоров, потом покупал жвачку и подбирал мои «бесплатные» книги на выходе. Когда дело доходило до еды, я шёл в школьный кафетерий, где был большой выбор горячих и холодных блюд, и заполнял поднос. Вместо того чтобы подойти к кассе, я шёл в обратную сторону в очереди, как будто я забыл что-то взять, так я доходил до её начала. А потом я выходил с едой. Меня никогда не ловили. Хилел часто приходил и присоединялся ко мне, потому что тоже был на мели. Те обеды вместе с ним были, пожалуй, самыми радостными моментами моей карьеры в колледже.

В тот год Хилел, Майк и я придумали то, что мы называли «обедать и смываться». Мы выбирали ресторан, где было много посетителей и официанток, например Канторс на Фэйрфэкс. Мы съедали нашу еду и выскакивали в дверь. Грустно было то, что мы не переставали думать, что эти официантки имели проблемы с чеком. И даже если ресторан не заставлял их платить за нашу еду, они не получали своих чаевых. Так было до тех пор, когда я осознал некоторые последствия моего прошлого поведения. И годы спустя я начал делать компенсации, возвращаясь в эти места и оставляя немного денег на их прилавках.

У Хилела было много свободного времени в тот первый семестр, потому что он не пошёл в колледж после школы Фэйрфэкс. Я встречался с ним после занятий, тусовался с ним по выходным и курил траву. Он поздно начал принимать наркотики, но трава ему очень нравилась.

Я наслаждался временем, которое проводил с ним, и я, конечно, не хотел учиться. Я ненавидел все мои занятия кроме одного: уроки описательного сочинения, которые преподавала молодая женщина-профессор. Каждую неделю мы должны были писать сочинение, которое она анализировала. Даже притом, что я был великим лентяем и дотягивал до самой ночи, прежде чем начать хотя бы думать о работе, мне нравились эти занятия. Я получал пятёрки за каждое сочинение, и мне нравилась Джилл Вернон, она оставляла меня после занятий и вдохновляла меня написать ещё.

Если бы одним из моих предметов было Региональное Употребление Наркотиков, или ещё лучше Продвинутое Употребление Кокаина, мои дела в могли бы идти лучше. Мне было четырнадцать, когда я попробовал кокаин. Я был на одной из вечеринок моего отца на Палм Стрит и наблюдал за тем, как все взрослые употребляют, и я уломал их сделать маленькую дозу для меня и помочь мне принять. В конце моего выпускного года в школе Фэйрфэкс, я начал снова употреблять. В один из первых случаев я был один дома и почувствовал себя так одиноко, что позвал Хайю. Я сказал ей: «Это самое лучшее чувство. Мы должны сделать это вместе». Я не понимал, что это дорога к смерти и безумию, я просто воспринимал это как прекрасное, прекрасное ощущение.

Насколько это чувство наполнено эйфорией, настолько кокаиновое похмелье наполнено ужасом. Десять кругов ада Данте. Ты попадаешь в тёмное, демоническое, угнетающее место в агонии дискомфорта, потому что все те химические элементы, которые обычно медленно выходят из организма, чтобы поддерживать тебя в комфорте в твоей коже, теперь исчезли, и у тебя нет ничего внутри, что бы могло поддерживать тебя в нормальном состоянии. Это одна из причин, почему я принял героин через несколько лет. Он стал восьмидесятифутовой подушкой, чтобы подавить кокаиновую пытку.

Я никогда не терялся, используя иглы для введения наркотиков. Однажды я даже превратил приём наркотиков в странный арт-проект. Я был ещё в Фэйрфэкс, и у меня с Хайей была ссора. Она игнорировала меня пару дней, поэтому я приехал в магазин её отца, где она работала. Я встал перед её машиной и средь бела дня воткнул пустой шприц себе в руку и вытянул несколько кубических сантиметров свежей крови. Потом я подошёл к её машине, впрыснул кровь прямо на ладонь, размазал её по рту и оставил кровавые поцелуи по всему её лобовому стеклу и боковому водительскому стеклу. Мой маленький романтичный кровавый проект сработал. Я пошёл домой, и позже тем же днём она мне позвонила:

— Я получила твоё послание. Это было так мило. Я тебя очень люблю.

К сожалению, кровь оставила пятна на стекле, и, несмотря на повторные мойки, мы никак не могли стереть все следы тех кровавых поцелуев.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары