Паутина повилика

Голос Богдана Агриса доносится изнутри деревьев и птиц, времен года, отблесков зари и туманов (всего, в чем бьется жизнь). Поэт говорит с читателем всем мирозданием, скрепленным сосудами авторских, очень узнаваемых метафор.

Его образы и смыслы принадлежат поэзии вообще – в платоновском смысле, а не какому-то течению или группе, и генезис его – от истока; в этом вневременная ценность этих поздних, хрупких и невероятно красивых стихов.

То, как Агрис говорит и мыслит, позволило ему занять свое место на ветвях поэзии вообще – сесть птицей, которых он спасает и выхаживает. Слова, которые он спасает и выхаживает точно так же, роятся внутри жизни, вокруг нас, но еще невидимы, неведомы. До тех пор, пока вы не откроете книгу – и не (пере)откроете окружающий мир.

Владимир Коркунов

Кажется, что «сборник» – неподходящее слово для новой книги Богдана Агриса. Эти стихи не собираются – слишком это механически для такого рода поэзии, ориентированной прежде всего на натуру. Речь, конечно же, идет не о характере, а о той природе, которую порой необходимо «вытаскивать» наружу – из-под коры, камней, воды и травы, зачастую игнорирующих подле них наблюдателя («И все становится нараз обострено. / Объемы пригнаны друг к другу без зазора. / Но контур у Луны теперь – веретено, / И то, что вырвалось в проем берестяной, / Вот-вот обвалится в бескрылые озера…»).

Неудивительно, что стихи Агриса воссоединяются в структуру, подобную рыбьей чешуе, а не калейдоскопу или витражу, так или иначе уже в нее включенным. Воссоединение мистической сущности естества с его привычным для читателя лицом – вот что интересует Агриса сегодня: «не успеешь впопыхах / под поскрипыванье ставень / на сиреневых стихах / погадать о ледоставе / как за долькою луны / в затяжном и странном свете / ждут тебя отворены / те кого ты не заметил». Думаю, что эта задача не может не радовать.

Владимир Кошелев

Александру Александровичу Блоку

«мир взорвавшийся тыльной травой…»

мир взорвавшийся тыльной травой
оборвавшийся в кровь налегке
мы не знали о нём ничего
мы стояли на древо-реке
был он выветрен, верен и прям
костью скал замыкая луну
мы забыли его с декабря
мы в иную впадали страну

«Каменный уголь, сланец, скат затяжной тайги…»

Каменный уголь, сланец, скат затяжной тайги…
Кто от кого посланец в ночи, что недолги?

Слишком недолги ночи. Скос зазеркалья слеп.

Кто здесь кого морочит? Чей там на небе серп?

Кто здесь кого обводит на спор и второпях?

Те, кто в стволы уходят, встали на всех путях.

Не по погоде время, не по аршину свет.

Кто же его измерит? Кто не с тобой в родстве.

Замкнутый и колючий, скрыт вековой корой,

он времена обучит в новый облечься крой.

Перевал Дятлова

1

где бог слепой горы
и племя левых плевел
по реперу коры
идет меловый север

слоятся города

окаменело око
каленая вода
у ложного потока

и под проломы хвой

на перегоне марта
граничный вестовой
подкладывает карту

2

вот что начертано на воде
имя мое нигде

имя давно потерялось там

где хорошо клестам

кедр односложный клейменый ветр

что там за километр

если за кедром земля висит

господи пронеси

«ты восходящий вне…»

ты восходящий вне
по облаку лекала
смотри как наравне
зегзица возникала

выплескивала плоть

звучащую резную
а время потекло
в закраину лесную

«К золоту, брошенному на сердцевину рек…»