Паутина повилика

К золоту, брошенному на сердцевину рек,
Останцам каменноугольным вопреки,
Смотри – подмешан краеугольный снег,
Вытянутый по образцу руки.

По образу золота – чуть взлохмаченный диск,

Прячущийся за взвешенной пеленой.
Воды идут себе, плавно идут на риск,
Тонкий, двоякодышащий, затяжной.

На обоюдоострые зеркала,

Выкроенные из череды долин,
Падает, обратно врастая в себя, скала –
В ней резвится дельфин.

Кто распахнет контуры облика моего?

Кто заведет в самую глушь вещей?
К расщебетавшейся отмели вековой,
Где обрывается всякое «вообще».

Согнуто время по образу ртутных жил.

Выгнуты реки по слову «наперечет».
Так оно будет, сколько бы ты ни жил.
И ничего. И тишина течет.

«Когда мы живем по точеной траве…»

Когда мы живем по точеной траве,
На самой зеленой канве,

Тогда возникает, высок и лесист,

Из воздуха зоркого лист.

О как же он прям в затяжной немоте,

А мы уже будто не те.

Как будто не та уже наша канва,

Как будто она не права…

«о мы плывем в крестоцветы сквозь сон сквозь соль…»

о мы плывем в крестоцветы сквозь сон сквозь соль
до-ре-ми-ля и вот корнеплод фасоль
мшистый уклон вороньей воды фасон
о мы туда сквозь волокнистый сон

там где ряды прикорневой руды

там где пруды о горе нам пруды
там где живет каркас лучевой звезды
там где растет карась дождевой воды

о кто вошел так напрямик вошел

в сердце его полый и тонкий вол
о мы плывем сквозь ось в оторви-да-брось
сквозь лисохвост видимые насквозь

да мы плывем

Звезда-молочай

О звезда-молочай дрожит в травяной воде.
О звезда-молочай, похоже, везде-нигде.
Шелестит свое «несть» в лишайниковом дожде.

Ты-звезда-молочай, мы-звезда молочай, оно…

То-то некое ночью белесо сквозит в окно.
То-то скрипом исходит дрянное веретено.

Подними себе веки – там стоит звезда-молочай.

Отведи свое имя – там будет шептать свеча.
И в сетчатке бьется широкий узор сыча.

О звезда-молочай, ты выходишь себя вовне.

Ты цветешь свое олово в это большое вне.
Ты стоишь себе посолонь в сверхсветовой весне.

«где полынный, вековой…»

где полынный, вековой
промежуток ветровой,

где горит-болит ольха

в серой опромети мха,

где живет сорокопут,

в костяные льны обут,

а коряги в три обхвата

лыбятся шероховато –

там гуляет по-над лесом

тиходом, лишенный веса.

тихоход он, тиходом,

над лишайниковым льдом.

защебечет соловей –

багровеет до бровей.

и шевелит берестой –

ненадписанной, простой.

тиходом где цапель скаты

где ежи полны покаты
где галактика тонка
не шурши меня пока

«на траве лучиярь осторожный овин…»

1