Паутина вероятности

Само собой уходить в сторону я не собирался, но тут вставал вопрос не только моего выбора. Будь я один, не задумываясь ни секунды, принялся бы планировать акцию по возвращению Ключа так сказать к родне. Но были ещё ребята, двое из которых совсем зелёные, а расклад выходил хреновый, с какой стороны я не крутил ситуацию. Пойти по глубоким тылам сектантской территории, а потом штурмануть исследовательский комплекс, где прячут Камень — задача только для тех, кто купил билет в один конец, выживших не будет, это однозначно. Взять на совесть ещё пяток жизней близких мне людей и ринуться к чёрту в зубы, никогда даже в мыслях такого не держал. Нет, не стану я этого делать: за себя было не страшно, но вот остальные…. Решение должно быть за ними, но и тогда вся ответственность за их жизни будет целиком на мне, так было всегда: командир это тот, кто ведёт. Это тот, кто спасает доверившихся ему, а на этот раз я спасти никого не смогу. Пока не вижу как это можно сделать.

Сел на постели, теперь уже большой для меня одного и уставился в покрытый мелкой сеткой трещин, бетонный пол подвала. Лампа не горела, на верху слышался приглушённый говор артельщиков. Нашалив на табурете часы, глянул на фосфоресцирующие цифры, стрелки упрямо показывали 16.30 понедельник. Значит, спал ровно час…. Раны на кистях затянулись удивительно быстро и почти не болели, когда одевался. Пошёл в душ, умываясь, глянул на своё отражение в зеркале: землистого оттенка задубевшая кожа лица покрылась сеткой тонких, ещё свежих, багровых рубцов. Мешки под глазами, складки у уголков рта с плотно сжатыми тонкими губами и взгляд покрасневших, карих, почти чёрных глаз, который даже я сам уже с трудом выдерживал. Обычно, после переживаний вроде выпавших на мою долю, в кино и книжках герой получает бесплатный «бонус» в виде благородной седины в волосы и некую неизбывную печаль «на чело». Ни того ни другого не было: скальп, хоть и отросший за последние две недели с обычных трёх миллиметров до пяти, был абсолютно без изменений, а взгляд только стал чуть более тяжёлым, чем это было раньше. Тёмная, горькая муть так и не оседала, продолжая жечь тоскливой, ноющей болью в груди. Вынув из ящика призеркальной тумбочки дедовскую бритву с подзаводом, и скрутив ключ пружины до упора, принялся бриться, мерно снимая со щёк двухнедельную щетину. Рутина помогает прийти в себя, когда происходит нечто выбивающее из колеи привычной жизни, словно якорь не дающий кораблю сдвинуться с места в сильный шторм. Боль не отпускала, не стала тише, не было предпосылок к примирению со сложившейся ситуацией. Просто я решил, что буду жить дальше и раз уж так вышло, то снова буду воевать. В конце концов это всё, что у меня получается хорошо, даже с учётом допущенного промаха. Буду проживать каждый день не планируя следующий. Судьбе было угодно забрать часть меня, пощадив оставшееся, бросив его вниз в грязь и втоптав в местный ядовитый грунт. Зачем это произошло, не понимаю и вряд ли будет возможно простому вояке вроде меня, постичь замысел богов. Идиот предположил бы, что Камень намеренно позволил Даше умереть, чтобы я, воспылав гневом, ринулся мстить сектантам и тем, кто за ними стоит. Но к этому блаженному племени никогда себя не причислял, слишком много, на первый взгляд, бессмысленных и жестоких смертей мне пришлось повидать раньше чтобы не уподобляться идиотам. Иногда так уж бывает, что гибнут совершенно случайные люди — талантливые, весёлые, красивые. Почему это происходит, какой в этих смертях есть тайный промысел, никто толком не может объяснить. Поэтому и я особо голову никогда не забиваю: есть вещи, которые просто объективно происходят и смысла в событиях этих человеку не отыскать, можно только строить догадки. Но версия не вернёт мне любимого человека, Даша всё так же будет мертва. Месть? Так даже если я и помогу одним чудакам против других, то облегчение опять же будет временным — девушку уже не вернёшь и я убью любого, кто скажет, что можно всё переиграть. Сейчас нужно оберегать тех, кто остался, они в моих играх уж точно с краю. Прижегши кожу лица спиртом и приведя себя в порядок. Я было собрался подняться на верх, но с лестницы послышались шаги и в подвал, припадая на раненую ногу, спустился Лесник. Тесть, а именно это обращение теперь всегда будет намертво за ним, тяжко опустился на табурет возле дальней стены и опершись на трость, больше напоминавшую шишковатую дубину, молча смотрел на ровно застеленную кровать, нашу с его дочерью кровать. Затем, надтреснутым голосом задал вопрос:

— Скажи, зять, шансов на спасение ведь и так и так не было?

Я подвинул второй табурет так, чтобы оказаться в круге света тусклой лампочки оправленной в гнутый жестяной абажур, прямо глядя в глаза Леснику, пересказал все выкладки и объективно, стараясь держаться только фактов изложил детали операции.