— Послушайте, молодой человек! Если вы пришли сюда, чтобы меня оскорблять, то попрошу вас! Можете и отправиться в одно известное место!
— А может быть, не суждено мне отправиться ни одно из таких мест, о которых вы говорите, Модест Никодимыч? — я приподнял брови. Передо мной поставили на тонком блюдце плюшку, щедро посыпанную сахарной пудрой, а рядом — чашку с кофе. — Когда я с вами познакомился, вы мне показались человеком деловым. Но сейчас мне приходится с огромным сожалением менять свое мнение о вас.
— Дитер, твой юнец ведет себя слишком нахально, тебе не кажется? — спросил он у ростовщика.
— Не знаю, друг мой, — с нажимом ответил немец, видимо, меняя свой настрой от моей активности. — Я смотрю на часы и вижу, что от положенного мне времени прошло уже пять минут. Но никого здесь не вижу, кроме тебя. Поэтому предполагаю, что мой «юнец» скорее прав, чем нахальничает попусту.
— И ты туда же! — буркнул полицейский, но не очень-то возмущенно. Он еще раз шумно отпил кофе и поставил чашку на стол. — Ладно. Ладно! — пробасил Коняев. — Меня попросили прийти.
— Просто прийти? — уточнил немец. Теперь я решил не вмешиваться.
— Не совсем, — он покосился на меня, а я ответил:
— Нахальный юнец обещает помалкивать.
— Дитер, — начал полицейский и запнулся. — Видишь ли...
— Вижу. Ты всегда так говоришь, когда дела плохи или когда требуешь больше денег. Так же ты говорил, когда я попросил тебя разузнать про взорванный автомобиль. Тебя кто-то перекупил? Кто-то хочет выжать меня из моего района?
— В догадливости тебе не откажешь, — Коняев поднял чашку, держа ее обеими ладонями.
— Это не догадливость, все как на ладони, — процедил Дитер. — Скажи мне, кто писал эти записки, и кто прирезал Карла? Ты должен знать.
— Знаю, — полицейский даже не стал отрицать. — Знаю, но, прости, не могу тебе сказать. Я не в том положении. К тому же, ты со свидетелем.
— А я думал, что насчет меня тоже есть какие-нибудь распоряжения, — произнес я. — Разве нет?
— Тебя? — Коняев нахмурился. — Нет.
— Странно, — продолжил я. — Потому что, знаешь ли, по тому же вопросу, как и к Дитеру, ко мне вчера прицепился один тип. Предлагал проехать с ним. Но я отказался. Мало ли извращенцы тут какие водятся. И я вот что подумал — может быть, тот же тип попросил тебя сегодня прийти сюда?
— Тише, — произнес полицейский одними губами, чуть опустив чашку. — Тише, за мной наверняка следят.
— Нам стоит принять вид более испуганный? — я откусил булочку, оценив ее необычно приятный вкус. — Слушай, может и правда заглядывать сюда почаще?
— Просто не паясничай
— Так расскажи нам все, что тебе известно, Модест, — попросил Дитер. — Даже если тебе заплатили, это не повод так легко забывать старых друзей.
— Узнаю тебя, — хмыкнул полицейский. — Как только тебя зажимают в угол, ты сразу начинаешь скулить.
— Я был готов тебя простить, — лицо немца стало каменным, — ровно до этих слов.
— Хватит, — полицейский расслабился, — одни только слова. Хватит! Сейчас пойдете со мной, а потом...
— Мы не пойдем с тобой, — перебил я Коняева. — До тех пор, пока ты не расскажешь нам все, что знаешь.
— С чего бы мне рассказывать? Да еще и тебе?
Мы с Дитером переглянулись и поняли друг друга без слов. Коняев перестал быть человеком ростовщика и обратной дороги в теплое гнездышко ему больше не было.
— Потому что я даю тебе выбор, — медленно проговорил я, стараясь, чтобы до начальника портовой полиции дошло каждое слово. — Ты можешь сделать так, как просят тебя: привести нас и сдать заказчику. Вероятно, мы закончим, как граф Апраксин.
— Не знаю про графа ничего, — тут же отозвался Коняев.
— Даже если нет — всего одно слово может закончить твою карьеру и лишить тебя твоей пенсии. В лучшем случае. А в худшем — небольшое политическое дело обеспечит тебя тесной камерой до конца твоих дней.
— П-политическое? — недоверчиво спросил Коняев и я понял, что попал в десятку.
— Ты же знаешь, кто я. Простые люди дополнительные паспорта не просят, — добил я его окончательно. — Мне продолжать? Или ты и сам понимаешь, что как только мы выйдем отсюда не по своей воле, с тобой сразу же будет покончено?
Коняев долго молчал. Он думал, а мы с Дитером его не перебивали. Я злорадствовал — по-другому никак не скажешь. Ситуация резко переменилась из-за буквально пары слов. И вот уже полицейского не беспокоят люди в булочной, которые за ним следят.
— Откуда мне знать, что ты не болтаешь эту ерунду просто для того, чтобы меня запугать?
— Ниоткуда. Но ты не веришь и тому человеку, что тебя перекупил? Не отрицай, тебе заплатили.
— Не верю.
— И тебе никто не дал гарантий, что ты выйдешь сухим из воды, даже если все сделаешь так, как надо? — продолжил я. — С нашей стороны официальных претензий не будет.
— Ты закончишь дело с моей машиной и найдешь убийцу Карла, — злобно проговорил Дитер, не отрываясь от Коняева. — И спокойно доработаешь свои годы на этом посту. Может быть, формально. Сохранив лицо, раз тебе это так важно.
— Не слишком убедительно, — покачал головой Коняев, но я чувствовал, что он ломается и уже близок к тому, чтобы переметнуться в очередной раз: