Паутина Вселенной

Я не знал, что сказать, так как понятия не имел, о чем он говорит. Я не знал, что они привыкли советоваться с оракулом. Я вопросительно посмотрел на дона Мельчора, ожидая объяснений. Когда я понял, что он не собирается объяснять, о чем идет речь, я спросил его, но обычным резким тоном он ответил, что мы поговорим об этом в другой раз. Я не настаивал, я уже привык к его жестким и прямым манерам.

Вскоре после этого в своем доме в Веракрусе он предупредил, что я должен быть наготове, потому что на следующее утро мы отправляемся в путешествие, и что я должен собрать провизию и воду, потому что путешествие может продлиться несколько дней.

Мы выехали на рассвете и пошли по лесу на юге штата. Шагая, мы пересекали равнины и горы; жара и влажность были невыносимы; нам приходилось идти через болота, полные комаров, и переходить вброд реки, меня преследовал страх перед крокодилами. Продвигаясь таким образом, мы достигли того, что я считал штатом Табаско.

В те моменты, когда я пытался заговорить с доном Мельчором, он просто жестом показывал, чтобы я шел дальше. Один раз, когда мы остановились на поляне, чтобы поесть и отдохнуть, я воспользовался случаем, чтобы узнать о причине поездки и о том, куда мы направляемся.

Он сказал, что мы ищем храм мудрецов, и что, возможно, я смогу найти ответы на свои вопросы. Я вспомнил о нашей предстоящей встрече с оракулом, но никогда не думал, что он живет так глубоко в джунглях.

Беседовать с доном Мельчором всегда было нелегко, все его уважали, к нему не приходили по пустякам, поэтому я воспользовался моментом, чтобы прояснить свои сомнения относительно внутренней тишины. В то время я был одержим идеей достижения своей цели; у меня уже были проблески, но я еще не был в состоянии закрепиться там. Поэтому я снова задал ему этот вопрос. В прошлый раз он только посмотрел на меня, ничего не сказав, но в этот раз он ответил:

«Есть несколько типов тишины, или, быть может, нам следует называть это разными уровнями внимания».

Я перебил: «Что это значит, дон Мельчор?»

«В своей борьбе за достижение тишины воин проходит через различные стадии», – ответил он. «Во-первых, когда он решает перестать разговаривать. Для современного человека почти невозможно себе и представить, что можно прекратить говорить. Истина заключается в том, что повседневная болтовня и, более того, потребность в участии и в том, чтобы быть в центре внимания, вместе составляют самое большое препятствие для достижения настоящей тишины». Он сделал паузу, а потом продолжил:

«Как только вам удается закрыть рот, начинается борьба за умственную тишину, потому что ум продолжает болтать, даже когда вы не говорите. Когда слов больше нет, следующая задача состоит в том, чтобы наблюдать образы или идеи, которые появляются в вашем уме, но…, – он сделал паузу, чтобы подчеркнуть это, – не объясняя, не оправдывая и не осуждая их; фактически, не думая о них вообще. Как будто все течет только здесь и сейчас. Когда вы достигнете этого, остается только ждать. В какой-то момент, без какого-либо вмешательства интеллекта или даже личной воли, наступает истинное безмолвие».

«Это очень трудно описать, так как опыт отличается для каждого человека. По моему личному опыту, это похоже на сон, с той разницей, что вы все еще бодрствуете. Повседневный мир становится необычным; вы начинаете воспринимать вещи, которые обычно не воспринимаются, и голос видения берет верх».

Я хотел задать ему еще один вопрос, но он жестом остановил меня, сказав, что я должен смотреть на огонь, не думая. Поначалу мне, как всегда, было трудно, но через некоторое время я, наблюдая за огнем и борясь за контроль над моими мыслями, почувствовал, как дон Мельчор вдруг положил руки мне на плечи, как бы удерживая меня от падения. Я ощутил это как прилив энергии, как будто она освободила меня от чего-то; это было похоже на разрыв мембраны, и внезапно все в нашем окружении обрело смысл, как будто внезапно стало излучать жизнь. Это было чудесное ощущение связи со всем вокруг; любопытно, что все продолжало оставаться тем же самым, но уже не было тем же самым.

Продолжая путь, мы, наконец, вышли из густого леса и внезапно оказались на площадке, где перед нами открылся необъятный лес; он походил на огромный зеленый лист, покрывающий землю, по бокам которого в нескольких километрах от нас сходились две горные цепи, превращая долину в узкий каньон. Мы шли среди кустов, пока не достигли перешейка с высокими стенами по обе стороны, и по мере нашего продвижения дорога становилась все уже и уже. Местность напомнила мне улицы больших городов с высокими зданиями по обеим сторонам. Казалось, что пещеры и выступы – это окна и балконы, полные цветов и зелени. Идти становилось все труднее и труднее; нам пришлось пройти довольно большое расстояние между камнями, которые, казалось, были отколоты от стен, образуя чрезвычайно неровную тропу. В некоторых местах из-за растительности, ветвей и лиан мы должны были расчищать дорогу при помощи мачете.