Паутина жизни (ЛП)

Я знал, что большинство подразделений возвращались домой с действительной службы и отдыхали месяцами. Отличие команды Яна, состоящей из двенадцати человек, заключалось в том, что это было спецподразделение, направляемое на поиск или захват цели любыми необходимыми средствами. Это была партизанская война на чужой стороне, и это был его долг, так что его могли… легко могли… немедленно отправить на активную миссию сразу после допроса о Лохлине.

Снова.

Мне стало тяжело дышать.

Снова.

Только что вернулся домой и, возможно, снова уедет.

Ян быстро направился к дому, открыл входную дверь, и через несколько секунд Цыпа выбежал ко мне. Он остановился рядом со мной, глядя на всех мужчин, но не двигаясь, продолжая наблюдать за мной, взяв под защиту.

— Такова жизнь, — сказал мне Харни.

Я вгляделся в него, пытаясь понять, нет ли в его взгляде отвращения или осуждения. Ян говорил мне, что независимо от того, как все изменилось снаружи — отмена «не спрашивай, не говори»; нетерпимость к оскорблениям или предубеждениям, — армия все еще не принимала подобного. Просто никогда не знаешь, когда столкнешься с этим. Но, вглядевшись в лицо полковника, понял, что он всего лишь констатирует факт, и он сказал бы это любому партнеру или супругу солдата.

— Да, сэр, — согласился я.

Ян вернулся очень быстро. Он не сказал мне ни слова, даже не взглянул на меня, и я понял, что он смущен. Мои вопросы и очевидное огорчение опозорили его перед начальством.

— Маршал, — попрощался со мной полковник, прежде чем уйти.

Глаза Яна встретились взглядом с моими лишь на мгновение, но после того, как он сел в машину вместе с остальными и уехал, меня, стоящего в безмолвии на тротуаре, поразило то, насколько я оказался неправ. В тот момент, когда Ян оставил меня, не было ни гнева, ни унижения. Он не осуждал то, что я говорил или делал. Я видел только тоску.

Ян хотел остаться. Это было ясно как божий день. Тоска читалась во всем: в его лице, в прерывистом дыхании, в раскрытых губах, в сжатой в кулак правой руке и в том, как он чуть не споткнулся, когда повернулся, чтобы последовать за человеком, уводившим его. Я был для него домом, я знал это, и покидать меня для него значило лишиться всего.

Осознание этого дарило хоть какое-то утешение.

ГЛАВА 11

Я проскочил мимо встречающих, в основном потому, что ожидал увидеть их у терминала международного аэропорта Мак-Карран, а не в зале ожидания.

— Вы Джонс?

Обернувшись на голос, я наткнулся взглядом на… даже не знаю, как описать. Промелькнула мысль, что парень, заговоривший со мной, — серфер или инструктор по тому же серфингу или дайвингу, сразу и не скажешь. Но с таким загаром и выбеленными солнцем темно-русыми волосами, волнами, спадавшими на плечи, у него явно было полно свободного времени.

— Да?

Парень шагнул ближе и, протянув руку, изогнул губы в ироничной, но соблазнительной улыбке.

— Я Боди Кэллахэн из отдела в Вегасе, а это мой напарник — Джосайя Редекер.

Кэллахэн не был похож ни на одного маршала, которого я когда-либо встречал. Не знал, что шорты-карго и обувь для серфинга — подходящая одежда для маршала, равно как и футболка с хипстерским худи, которое не попадалось мне со времен колледжа. А его напарник походил на владельца бара. Прямые темные волосы спадали ему на лицо, и еще я заметил усы и густую щетину на подбородке, которую можно было бы назвать бородой, если бы она проходила по всей линии челюсти. Потрепанные ботинки для парашютистов, выцветшие джинсы и серая «хенли» с длинными рукавами довершали образ творческого беспорядка.

Такая парочка страха не внушала. Хотя, наверное, здесь, в Лас-Вегасе, этого и не требовалось. Может, образ был специально создан, чтобы не привлекать к себе внимания, но со всей наркотой, гулявшей по штату, скорее наоборот.

— Можно Джед, — произнес Редекер, чем снова обратил на себя внимание. Он протянул руку, готовый пожать мою сразу же после Кэллахэна. — Только мать называет меня Джосайя.

Они представляли собой странную парочку. Кэллахэн говорил с калифорнийским акцентом, с ним он мог сойти за своего в среде прибойных крыс⁹, а в голосе Редекера ощущались глубокие, насыщенные ковбойские нотки. Интересно, как они сошлись.

— Давно вы маршалы? — спросил я, отпустив руку Редекера.

— Я уже пять лет, — ответил он, — а пацан два года.

— Пацан? — спросил я у Кэллахэна.

— Мне двадцать семь, — ответил Боди. — Но, похоже, для него наша разница в одиннадцать лет слишком велика, что делает его еще и недоступным.

В его фразе промелькнула странная формулировка — недоступный, — и я задумался. Почему это важно для Кэллахэна? Только ли как о напарнике он говорил, или в их истории было что-то еще?

— Вас проинформировали о свидетеле, которого вы забираете? — спросил Редекер и без спроса взял мою сумку, оставив мне только сумку с ноутбуком.

Я был проинформирован, поэтому знал, что Джосуэ Хесс сбежал, в то время как должен был сидеть и ждать внедрения в программу WITSEC, чем вычеркнул себя из списка хороших детишек и угодил к плохим.