Паутина жизни. Последняя любовь Нельсона

Герцог хотел что-то ответить, но Фердинанд предупредил его ответ:

— Да не начинай ты опять, Франческо! Уж не хочешь ли ты один справиться с Шампионе, при появлении которого разбежалось шестьдесят тысяч наших солдат? Мне и в голову не придет оставаться в Неаполе. Или я отправлюсь, как советует леди, в Сицилию, или сделаю, как хочет Руффо, и… Кардинал поспешно перебил его:

— Простите, государь, но я должен напомнить о том, что мой план требует строжайшей тайны, строжайшего молчания.

— Ах, эта вечная осмотрительность! Ведь мы между своими! Леди Гамильтон не проболтается, я знаю ее. Это единственная женщина, умеющая молчать. А что, миледи, вы дадите Руффо свое слово?

Эмма пожала плечами:

— Вы очень милостивы, государь, что пытаетесь защищать меня, но, к сожалению, я не могу ничем связывать себя в этом положении! — Она сделала шаг к кардиналу, немного наклонилась к нему. — Да я и так знаю план вашей эминенции! Уж не собираетесь ли вы отправить королеву с детьми в Сицилию, а сами отправиться с его величеством в Калабрию?

Плечи Руффо еле заметно дрогнули.

— В Калабрию? Как это пришло вам в голову, миледи!

— Когда Людовик XVI бежал из Парижа… не припомнит ли ваша эминенция наш тогдашний разговор? Вы осуждали его мысль бежать за границу. Вы посоветовали ему удалить из Франции Марию-Антуанетту, ненавистную австриячку, по возможности совсем разойтись с нею, а затем Людовик должен был бы кинуться в Вандею и оттуда угрожать Парижу… Разве это не так, ваша эминенция?

— Не помню, миледи. Кроме того, я не вижу, что общего имеет это с Калабрией?

— А разве Калабрия — не Вандея Неаполя? По первому взгляду этот план кажется вовсе не плохим. Крупные землевладельцы страны — родственники вашей эминенции, и у них король будет иметь поддержку, в особенности если его величество в выборе будущего главнокомандующего для формирования армии проявит… признательность… Руффо попытался улыбнуться:

— Уж не в меня ли вы метите, миледи? Я — кардинал, не солдат!

Эмма тоже улыбнулась:

— Ваша эминенция, вы слишком скромны. Многосторонность кардинала Руффо хорошо известна. Помимо трудов по гидротехнике и разведению голубей, в библиотеке сэра Уильяма имеется талантливый труд вашей эминенции относительно передвижения войск и снаряжения кавалерии. Быть может, вашей эминенции более улыбается деятельность премьер-министра или генерального наместника королевства?

Руффо бросил в сторону короля быстрый, пугливый взгляд, но затем, словно испуганный своей неосторожностью, опустил веки:

— Я не понимаю вас, миледи. Сэр Джон Актон пользуется полным доверием его величества. Вообще я должен просить оставить мою особу в стороне; здесь она не имеет ни малейшего значения. Миледи ошибается. Мой план вовсе не затрагивает Калабрии.

Он отвернулся, сложил руки на груди, вернулся обратно на свое место за стулом короля, словно с Эммой было покончено.

В первый момент она была словно оглушена. Неужели она все-таки ошиблась? Но что же означало явное замешательство Фердинанда? Надо было сделать последнюю попытку.

— Ваша эминенция, вы сняли с меня тяжелую заботу! — сказала Эмма, словно с облегчением переводя дух. — Кроме того, вы сами освобождаетесь от такой ответственности, которую не можете возложить на себя. Ведь посоветовать королю поселиться в Калабрии — это значит подвергнуть его высокую особу величайшей непосредственной опасности!

Руки Руффо дрогнули и раскинулись, словно его кто-то толкнул в спину.

Фердинанд вскочил:

— Фабрицио, если ты скрыл от меня что-нибудь…

— Государь… почтительнейше… я должен протестовать…

— Да ну тебя! К черту игру в секреты! Как можешь ты требовать от меня молчания, когда на карту поставлена такая крупная ставка? Да, миледи, Руффо предложил мне отправиться в Калабрию, а теперь являетесь вы, делаете разные туманные намеки, обвиняете его! Как могу я решиться на что-нибудь, если каждый из вас противоречит другому? — Фердинанд в бешенстве забегал по комнате.

— Я совершенно не обвиняю его эминенцию, — спокойно возразила Эмма. — Я убеждена, что он не более вашего величества осведомлен о том, что в данный момент происходит в Калабрии. Не знаете ли вы, ваша эминенция, некоего Джузеппе Логофета?

— Логофета? — повторил кардинал. — В первый раз слышу это имя!

По его неподдельному изумлению Эмма поняла, что он не лжет.

— Я верю вам. Было бы странно, если бы князь церкви имел сношения с безбожником. Ведь Логофет — «патриот», якобинец. В тот самый день, когда король выступил с армией в Рим, иначе говоря, в тот день, когда армия покинула пределы страны, Логофет исчез из Неаполя. Через два дня он объявился в Калабрии, принялся революционизировать страну, стал раздувать недовольство народа принудительной солдатчиной, гнетом помещиков, а теперь…

Она умышленно остановилась и посмотрела на Руффо взглядом, который, казалось, отыскивал место, куда ткнуть шпагой… Кардинал все еще стоял за стулом короля, но его веки уже не были опущены, а глаза с колеблющимся огоньком останавливались то на Эмме, то на напряженных лицах других и снова обращались к Эмме.