Павел Дыбенко. Пуля в затылок в конце коридора

Однако отрезвление наступило быстро. Уже первые вопросы, вершащих суд "боевых товарищей", убеждали, что веры подсудимым нет и от них ждут признания своей измены. Скорее всего, до начала суда члены Присутствия прошли надлежащий инструктаж и ознакомились с материалами дела. К тому же даже без материалов дела многие и так были прекрасно осведомлены о деятельности группы Тухачевского, так как так или иначе сами контактировали с ней или с отдельными ее членами.

Члены группы Тухачевского обвинялись в особо опасных преступлениях: находясь на службе у военной разведки одного из иностранных государств, ведущего недружелюбную политику в отношении СССР, они систематически доставляли военным кругам этого государства шпионские сведения о Красной Армии, совершали вредительские акты с целью подрыва обороноспособности нашей страны, подготовляли, на случай военного нападения на СССР, поражение Красной Армии, имели намерение содействовать расчленению Советского Союза и восстановлению в нем власти помещиков и капиталистов.

Протоколы заседаний показывают, что судьи были предельно беспощадны в своем отношении к подсудимым. Каждое их обращение, любое замечание и попросту реплика, брошенные в адрес подсудимых, сквозили откровенной неприязнью и неприкрытой враждебностью. И здесь особенно усердствовал Павел Ефимович, который не стеснялся в выражениях, относительно участия подсудимых в заговоре. Его вопросы своим вчерашним коллегам затрагивали различные стороны обвинения, но все же большее их число касалось шпионажа. Из характера вопросов создается впечатление, что Дыбенко действительно верил (или усердно делал вил вид, что верит) тому, что было написано в обвинительном заключении на каждого из подсудимых. По тону этих вопросов чувствуется, что ответы его не удовлетворяли, и он желалполучить некую дополнительную информацию. Например, в суде Якир и Уборевич всячески отрицали свою причастность к шпионажу. Дыбенко поочередно обращается к ним. На вопрос Якиру: «Вы лично, когда конкретно начали проводить шпионскую работу в пользу германского генерального штаба?» он получил ответ: «Этой работы лично непосредственно я не начинал». Подобный же вопрос Уборевичу: «Непосредственно шпионскую работу вы вели с немецким генеральным штабом? тот, как всегда, был более лаконичен, нежели Якир: «Не вел никогда». Как видно из данного диалога, на вопросы о шпионской деятельности, где ключевыми словами являлись «лично» и «непосредственно», оба подсудимых дали отрицательный ответ, что не удовлетворило Дыбенко, ибо он надеялся услышать иное. Тогда, в июне 1937 года, Дыбенко даже в самом кошмарном сне не мог представить, что его ждет повторение судьбы тех, кого он так усердно допрашивал и неистово обвинял. Напомним, что до его собственного ареста оставалось тогда всего восемь с половиной месяцев…

Приговор, вынесенный членами Присутствия, был однозначен — смертная казнь с конфискацией имущества и лишением воинских званий. Приговор был приведён в исполнение сразу по завершении суда в ночь на 12 июня 1937 года в здании Военной коллегии Верховного Суда СССР.

Момент оглашения приговора над группой Тухачевского был моментом самого большого торжества Дыбенко после его наркомства в 1917 году. Еще бы! Конкуренты уничтожены, а соратники (Егоров и Буденный), наоборот, значительно умножили свои позиции. При этом Дыбенко сам за короткий срок трижды (!) доказал свою преданность государству, партии и лично Сталину. Во-первых, именно он организовал арест "врага народа" Кутякова, во-вторых, лично содействовал аресту Тухачевского и, наконец, беспощаднее всех выступал на процессе по делу группы Тухачевского, первым поставив свою подпись под приговором о расстреле. Теперь Павел Ефимович был вправе ожидать от власти новых ответных респектов в свой адрес.

В этот период времени у П.Е. Дыбенко была и еще одна причина чувствовать себя уверенно. Дело в том, что он находился в весьма близких и доверительных отношениях с комиссаром госбезопасности 1-го ранга Л.М. Ваковским (латышом Г. Штубисом). Знакомы они были еще с 1912 года, когда Дыбенко работал в Рижском порту, а Штубис плавал на Балтике кочегаром. Затем Штубис снова напомнил о себе Дыбенко в июле 1917 года, как матрос-анархист, а в октябре с другими матросами участвовал в захвате столичной телефонной станции. С 1918 года, быстро сменив партийную принадлежность, Штубис поступил в ВЧК. После убийства Кирова стал начальником Ленинградского управления НКВД. Штубис-Заковский любил лично участвовать в допросах с пристрастием. С командовавшим тогда Ленинградским округом Дыбенко, он, разумеется, быстро нашел общий язык. Но Дыбенко ошибся, рассчитывая на помощь Ваковского. Немного забегая вперед, скажем, что когда дошло до дела, Ваковский и пальцем не пошевелил, чтобы спасти своего старого приятеля. Впрочем, вряд ли он мог реально ему чем-то помочь. В январе 1938 года Л.М. Ваковский был назначен заместителем наркома НКВД, но уже в апреле 1938 года был арестован и в августе расстрелян.

Александр Ильич Егоров