Благодаря своему живому, общительному и веселому нраву Федотов был общим любимцем в корпусе, и в особенности его любили товарищи, которым он помогал в занятиях. В 1833 году он кончил свое учение и, как первый по успехам в науках, был, согласно обыкновению, записан на мраморную доску и выпущен прапорщиком в лейб-гвардии Финляндский полк. По выпуске из корпуса Федотов первое время закружился было в вихре петербургской жизни, но, не лишенный здравого смысла, скоро понял, что ему с его скудными средствами нельзя тянуться за товарищами и позволять себе расходы, превышающие его бюджет, без боязни запутаться в долгах, вследствие чего он, помирившись с суровой действительностью, обратился к серьезной деятельности. Он стал заниматься службой, а в свободные часы любил читать и зачерчивать в альбом виденное. Но это его не сделало нелюдимым; напротив, он очень любил общество, а его неистощимая веселость, способность увлекательно и живо рассказывать, как то было и среди корпусных товарищей, скоро превратили его в любимца полковой семьи офицеров. Он охотно знакомился с людьми, если эти знакомства были ему по карману и не вводили в излишние траты; делал он это из жажды наблюдений, так свойственной его артистической натуре, пополняя свой «основной фонд», начатый еще наверху московского сенника. В особенности он любил предпринимать для этой цели уединенные прогулки в отдаленные местности столицы или же наблюдать солдатский быт у себя в полку. Обогащая себя таким запасом наблюдений – от чиновника и барышни до солдата и прачки, – он стал еще усерднее заниматься рисованием, делая эскизы и наброски типов и сцен, им виденных. В то же время он старался учиться азбуке искусства, старался писать с натуры виды и портреты. Первыми ему служили окрестности казарм Финляндского полка, а для вторых он нашел сговорчивых товарищей, которые терпеливо позировали ему, находя, что «портреты, которые делает Федотов, всегда похожи». Это заставило его серьезнее взглянуть на свое рисование, чему помогли также случайные встречи с учениками Академии художеств, которые посоветовали ему посещать вечерние классы Академии, что он и исполнил сейчас же. Он усердно посещал вечерние классы, занимаясь рисованием ушей, носов и других частей человеческого тела, то есть изучая простую азбуку искусства. С редким упорством он просиживал над этими ушами и носами, стирая и рисуя их до тех пор, пока не оставался доволен правильностью рисунка; выслушивал все без исключения замечания, отказывался от рисования более трудных предметов, когда еще не чувствовал в себе достаточно силы справиться с ними. В это время он стал часто посещать Эрмитаж, где в особенности его внимание привлекали к себе маленькие картинки голландских и фламандских художников: Остаде, Тенирса, Г. Дау, Брауэра; он долго вникал во все тонкости композиции и техники и, возвращаясь домой, с увлечением рассказывал об этом товарищам. Этот факт достоин внимания, поскольку показывает, что (хотя сам Федотов и смутно это сознавал) наклонности и инстинкт уже тогда влекли его к этим художникам, так сродным его артистической натуре, требовавшей от картины прежде всего правды и жизненности.