Павел I

Из мужеской отрасли дома Романовых жив-здоров был двухлетний младенец Карл-Петер, сын голштинского герцога, родной внук Петра Великого (тот самый, чье имя еще прогремит по нашим просторам). И хотя мать младенца – Анна Петровна – отказывалась в свое время за себя и за всю голштинскую фамилию от притязаний на наш престол, а голштинский младенец был лютеровой веры, – все это можно было забыть, младенца перекрестить и вспомнить о тестаменте Екатерины, по которому значилось, что, буде отрок Петр умрет бездетным, то по его смерти престол наследуют дочери Екатерины – Анна и Елисавета – а буде у кого из них к тому времени родится сын, то наследует он. [39]

Сын у Анны родился. Сама Анна умерла. Но про Карла-Петера вспомнить забыли.

Еще меньше хотели в Верховном совете думать о правах младой красавицы Елисаветы, живущей под боком, в Москве. Провозглашать ее – значило бы посадить себе на шею персону не менее своенравную, чем ее усопший племянник или покойный отец. Хотелось кого-то потише, посмирнее, поблагостнее, а главное – продлить собственную волю как-нибудь понадежнее: письменным образом – написав от лица нового государя закон о своих привилегиях.

«И долго разглагольство было о наследнике государе с немалым разгласием, – вещает летописец. – Князь Алексей Григорьевич Долгорукий, невесты новопреставленного государя родитель, дочери своей скипетра домогался <…>, не устыдился показать и некое письмо, якобы Петра II завет, <…> которым будто бы он державы своей наследие невесте Екатерине укрепил. – Дивное всем стало князя Алексея бесстудие <…>, и на требование его, весьма непристойное и смеха достойное, никто не посмотрел. <…> – По отвержении же того домогательства требовано других господ мнение» ( Феофан. С. 118). И тут один из Верховного совета – князь Димитрий Михайлович Голицын – произнес имя одной из Ивановн – Анны – дщери давно-покойного царя Иоанна (того, который был совместником Петра Первого сорок лет назад), вд вой герцогини Курляндской: женщина она была одинокая, жалобная и, судя по тому, что знали про нее в Москве, тихая и к противодействиям не склонная.

А лишь вспомнили, что дщерь Иоаннова такова, то князь Димитрий Михайлович сказал:

– Воля ваша, только надобно нам себе полегчить.

Его сначала не поняли:

– Как себе полегчить?

– Так полегчить, – объяснил князь Димитрий Михайлович, – чтоб воли себе прибавить.

Князь Василий Лукич Долгорукий засомневался:

– Хотя и зачнем, да не удержим этого.

– Правда, удержим, – утешил князь Димитрий Михайлович и, видя колебание, поторопил: – Будь воля ваша, только надобно, написав, послать к ея величеству пункты ( Соловьев. Кн. X. С. 196).

Пункты, они же кондиции, имели смысл законно упорядочить в пользу Голицыных и Долгоруких образ правления, составившийся за последние пять лет – императрица Анна Иоанновна наикрепчайше обещается Верховный Тайный совет в восьми персонах всегда содержать и без согласия Верховного совета: 1. Ни с кем войны не всчинять. 2. Миру не заключать. 3. Верных наших подданных никакими новыми податями не отягощать. 4. В знатные чины никого не определять. 5. У шляхетства живота и имения и чести без суда не отымать. 6. Вотчины и деревни не жаловать. 7. В придворные чины не производить. 8. Государственные доходы в расход не употреблять. – К сему уточнялось, чтоб гвардии и прочим полкам быть под ведением Верховного совета ( Корсаков. С. 17–18).

За своеручной подписью Анны в Курляндию поехал князь Василий Лукич Долгорукий.

Ей, наверное, в самых сладких сонных видениях не грезилось возносить свою вдовью жизнь на такой градус благополучия. Великий дядюшка ее, Петр Первый, выдал ее замуж за герцога Курляндского из своего расчета: сделать Курляндию близкой к России не только территорией, но и политическим интересом. Герцог Курляндский умер в 1711-м году, почти тотчас после свадьбы, и все двадцать лет, протекшие между его безвременной кончиной и тем днем, когда явился с пунктами князь Василий Лукич, Анна прожила вдали от родных мест, без мужа и без возможности его законно иметь.

Случаи выйти замуж были – к ней сватались принцы из Пруссии и из Саксонии. Но в Петербурге опасались недружественных иноземных умыслов о Курляндии и замужеству Анны Иоанновны не помогли.

Время от времени Анна писала в Петербург жалостные напоминания о своем безденежье: не хватало то кружев, то брильянтов, то платьев, приличных герцогиньскому сану.

Все это разумел князь Димитрий Михайлович Голицын: извлекши Анну Иоанновну из курляндского забытья, хотелось верить в ее неленостную благодарность, а обставив ей престол ограничительными пунктами, можно было и дышать полегче, и содеять нечто важное для отечества, не говоря уж о себе.

Но…

Как ни погоняй историю, направление ее движения всегда зависит от сцепления случайностей, современного состояния умов и наличия под рукой некоторой воинской силы. Угадал случайности, рассчитал состояние умов и имел под своей командой два-три гвардейских полка – можно диктовать истории правила движения.