Павел I

Поднялся спор.

Но преподаватель мифологии решил, что это зависит от свободного выбора самой Психеи.

— Ибо душа свободна в выборе предмета, — сентиментально пояснил он, — и никакие узы над нею не властны!

Мальчики стали кружком около Психеи.

Она опустила глазки и конфузливым жестом пальчика указала на принца Евгения.

— Принц будет Амуром! Ура! — закричали все — Несите лук! — Где колчан со стрелами? — Отто, где колчан? — Я видел, что Фриц стрелял из лука сегодня в кошку! — Фриц, ты стрелял! Где лук? — Он, кажется, в темной комнате, где… Т-с-с-с! Какой он дурак!

— Древние не всегда изображали Амура с луком и стрелами! — опять начал объяснения преподаватель мифологии, — его изображали и с горящим факелом и с розой в руке или с пальцем, положенным на уста. Иногда его помещали на колеснице, запряженной львами и тиграми, с крыльями лазурными, пурпурными и золотыми.

— Но где же мы возьмем колесницу с пантерами и львами?

— Три стула могут изображать львов и пантер!

— Или кот Микромегас и котовна Пульхерия!

Все эти предложения были отвергнуты. И кота Микромегаса и котовну Пульхерию, весьма почтенных и древних четвероногих, оставили спокойно дремать на коврике у камина, Принца вооружили луком и колчаном и привязали ему к спине два гусиных крыла, порядочно грязных, ибо они служили для обметания пыли с механических картин и стеклянных колпаков над цветами из необыкновенных материалов.

Затем распределили прочие роли: отца, матери и завистливых сестер Психеи, наконец, народа, сопровождающего Психею во исполнение оракула в пустыню, к дикой горе, где должно ее взять чудовище, назначенное в супруги Психее гневной Венерой.

Началась игра.

Народ плакал. Отец и мать, причитая, обнимали Психею, прощаясь с нею. Сестры злорадно улыбались.

— Le morne silence! Мы забыли le morne silence! — вдруг закричал кто-то из играющих.

— Да! да! мы это забыли! В последнюю минуту прощания наступило le morne silence! — Ну, к чему это, Лора! — Ах, Катеринхен, вы ничего не понимаете в чувствах!..

Поднялся крик, спор. Наконец решили, что должно быть «morne silence» и помолчали добрых две минуты. Только Фриц не выдержал и фыркнул, за что и получил тумака от Отто.

Далее потребовалась «un sentier escarp'e», по которой уходит на гору Психея, и «les abymes», на которые она «plonge avec effroi ses yeux» ожидая, что из них покажется чудовище, нареченное богами ей в супруги. Скалистую тропинку устроили с помощью стульев и дивана, расстояния между ними названы были безднами, и Психея, подобрав платьице и показывая крохотные ножки, вскарабкалась на это сооружение и пошла по стульям, боязливо бросая взоры в воображаемые пропасти. На диване она должна была присесть и уснуть, утомленная раздирающими мыслями о чудовище — fatigu'e par ces pens'ees d'echirantes.

Во время ее сна дикая гора должна была превратиться в великолепный дворец из золота, мрамора и кристалла, окруженный садом с цветами, боскетами, душистыми деревьями и повсюду должны были играть незримые инструменты. Все это было устроено очень быстро. Из ширм, шалей и эшарпов над Психеей соорудили род шатра; обставили кругом горшками с растениями и завели музыку на механических картинах; одна играла «Мальбрука», другая — менуэт, третья — арию из «Орфея в аду».

Психея пробудилась и стала выражать восхищение дворцом и садом и искать хозяина. Скрытый за китайской ширмой принц-Амур должен был изображать «нежный, невидимый голос» и сказать:

— Ici vous 'etes souveraine! D'esrez![22]

Но вот наступает ночь, и Психея ложится спать. Огонь в комнате был потушен. Должен явиться «l''epoux terrible».

— Ну, что же вы, принц! Идите же! — взволнованно зашептали девочки и пихнули переконфуженного «ужасного супруга» к Психее.

Принц несмело двинулся в темноте, простирая руки, и вдруг столкнулся с горячими, дрожащими ручками Лотхен. В то же время эти ручки крепко охватили шею принца и притянули его голову к трепетной груди так близко, что щеки мальчика ожгло горячее, ароматное дыхание Психеи и он услышал, как безумно стучало ее сердечко. Голова мальчика закружилась, в ушах зазвенело, разноцветные точки запрыгали перед глазами. Он обнял Психею и покрыл ее лицо поцелуями.

— Le monstre lui prodiguait de br^ulantes caresses![23] — послышался за ними взволнованный шепот девочек, повторявших фразу из учебника мифологии.

«Монстр» исчезает. Наступает утро. Психея пробуждается, щурясь от внесенных свеч. Ее щеки пылают, из-под опущенных ресниц прорывается томный пламень, едва очерченная грудь дышит неровно. Психея ищет своего супруга, восклицая:

— Si vous m'aimez, о monstre adorable, prouvez le moi en vous montrant 'a mes regards![24]

Ho «monstre adorable», красный, растерянный, не смеет поднять глаз и прячется за спинами товарищей и товарок по игре. Взрослые, следящие за игрой из соседнего покоя, переглядываются и качают головами.

Девочки совершенно поглощены игрой и подсказывают принцу:

— Скажите: О, Psysh'e! la curiosit'e souvent est l'еcueil du bonheur![25]