Павел I

Екатерина Ивановна вдруг; решительно поднялась на красные каблучки. Тонкие брови ее свела глубокая морщинка.

— Теперь, когда честный Бугсгевден удаляется в изгнание, я знаю свой долг, — сказала она решительно. — Я должна разделить это изгнание с ним и с его женой, моей дорогой подругой. Да, князь, я согласна видеть вашего друга завтра на нашем монастырском празднике, но лишь для того, чтобы высказать ему мою уверенность, что он не воспользуется своей властью воспрепятствовать мне последовать за своей добродетельной подругой в ссылку, куда он ее отправляет!

— Но моя милая Екатерина Ивановна, — заговорил растерянно «бриллиантовый» князь, — такое заявление может вызвать крайний гнев государя. А вы знаете, что в припадках гнева он забывает все и… и вы напрасно кладете голову в пасть льва!

— Вы забыли, князь, что император — рыцарь, — сказала маленькая фаворитка. — Еще не было примера, чтобы он обошелся хотя бы только невежливо с дамой!

— Как? А его поступок с г-жей Жеребцовой? — возразил Куракин. — Говорят, она написала письмо к государю на другой день по восшествии его на престол. Письмо было прелестно. И что же? Император распечатал его, плюнул на бумагу и велел Кутайсову так отдать ей.

Нунций и граф Шуазель улыбнулись.

— Фуй, князь, как вам не стыдно передавать такую низкую сплетню! — в негодовании сказала Нелидова. — Возможно ли, чтобы император поступил так с письмом женщины, хотя бы это и была низкая куртизанка и сестра Платона Зубова!

— Однако Жеребцова сама рассказывала это летом и прибавляла, что не простит государю такого поступка с ней, — настаивал Куракин, озлобленный на то, что фантастическое решение старой, монастырки губило все его надежды на завтрашний день.

— Если это сделал, то, вероятно, слуга, а не господин. Этот презренный Iwan способен именно на такую лакейскую выходку! Но… довольно об этом, князь! Мое решение вам известно, оно неизменно. Ибо это — мой долг. Дорогой граф, — обратилась она к Шуазелю, — вы хотели посмотреть мои рисунки, чтобы исправить погрешности вашим несравненным карандашом…

III. Сердце фрейлины Нелидовой

— Дорогая mademoiselle, — сказала, поднимаясь, принцесса Тарант. — Теперь я оставлю вас. Князь, — обратилась она к Куракину. — Вы не откажетесь проводить меня к г-же Делафон?

— О, да, принцесса, я должен засвидетельствовать свое почтение высокой начальнице и воспитательнице прелестных монастырок! — отвечал князь.

Начались взаимные реверансы и поклоны.

— Идемте, князь; припомним былое прекрасное время с г-жей Делафон!

С этими словами старая статс-дама Марии-Антуанетты удалилась из покоев фрейлины Нелидовой.

Екатерина Ивановна, между, тем, передвигаясь быстро и неслышно на высоких каблучках, собрала рисунки и карандаши и все это представила на суд Шуазеля.

Это были виды различных мест: Павловска, Гатчины, Петергофа и Царского Села, пасторальные сцены к идиллиям французских поэтов и несколько изображений императора Павла Петровича в домашней обстановке.

Шуазель рассматривал с улыбкой неизменного восхищения рисунки и рассыпался в самых утонченных комплиментах.

Нелидова предлагала ему карандаши, но Шуазель отстранял их, уверяя с полной искренностью, как казалось, что поправлять в этих прелестных рисунках решительно нечего.

Он передавал рисунки нунцию; который с самыми разнообразными ужимками немой адорации на подвижном лице, каждый раз, взглянув на бумагу, кланялся художнице.

Это привело Екатерину Ивановну в детский восторг. Забыв все горести, она весело улыбалась.

Один из рисунков особенно заинтересовал графа.

Он изображал лунную ночь, стремительно текущие воды реки, темные деревья над ней и обломленную колонну на берегу. В то время, как другие рисунки с тщательной тушовкой и вырисовкой всех мелочей, казалось, были начерчены перышком беззаботной колибри, в этом изображении проявилась неожиданная сила скорбного выражения и движения.

— Это прекрасно! — сказал нунций.

Но Екатерина Ивановна поспешно взяла из его рук рисунок. Брови ее свелись и опять набежала морщинка между ними.

— Ах, как попал сюда этот рисунок! — сказала она. — Это изображение ужасного призрака моего несчастного детства! Ses eaux si dien ombrag`ees d'arbre toufus qui effrayaient mon enfance!.. Это река в смоленском селе, нашем, Климятнине, с глубокими, черными стремительными водами, с мрачными старыми, тенистыми деревьями. Мне рассказали о духах, живущих в черной воде… Как это? Водяники, седые, злые старики и девушки с зелеными волосами, которые завлекают прохожих и топят их… И там была еще одна несчастная — крестьянская девушка, лишившаяся рассудка от жестокого обращения своих господ. Она часто бродила в речных тростниках, плакала и хохотала… Ах! И теперь часто мне снится все это и я просыпаюсь с бьющимся сердцем, в слезах!..

Екатерина Ивановна взяла рисунок и поспешно заперла его в один из пузатых, с инкрустациями и толпою фарфоровых фигурок на верхней крышке, шкафчиков на ножках, теснившихся среди другой прихотливой мебели гостиной.