Павел I (гроссмейстер мальтийского ордена)

В этом году самым модным человеком в дипломатических кругах и среди петербургской элиты считался молодой и остроумный граф Сегюр, министр Людовика XVI, которого Версаль сделал послом при российском дворе. За притворной ветреностью он ловко скрывал на редкость острый ум, несравненную наблюдательность, способность рассуждать на самые различные темы и чувство юмора, благодаря которому он одной-единственной насмешкой ослаблял влияние своих оппонентов. Екатерина была от него без ума.

Однако господин де Вержен посчитал необходимым дать понять молодому дипломату в своих тайных депешах, что, если он хочет сохранить расположение императрицы, ему не следует относиться со слишком большим уважением к царевичу. Это предупреждение было своевременным, потому что еще в Версале граф Сегюр почувствовал искреннюю симпатию к Марии Федоровне и ее мужу.

С осторожностью истинного дипломата французский посол стал на официальных приемах общаться с царевичем в сдержанно-любезных тонах. Павел, прекрасно разбирающийся в подлинности чувств, понял, что Сегюр хочет ему добра. Он часто приглашал его в Гатчину, пока тот находился в России. Августейшие владельцы поместья откровенничали с ним, однако Павел, понимая, с каким обожанием относится к этому известному молодому человеку императрица, не раскрывал перед ним своих опасений и досад.

В последний год пребывания в России граф Сегюр, благодаря свойственным ему таланту и силе убеждения, победил опасения великого князя. Последний признался ему, насколько страшился честолюбивой политики Екатерины, которая вела Россию к неминуемым бедствиям; да, признаки этих бедствий она умело скрывала за показным богатством, но они существовали – уже!

Павел говорил с французским другом о трагическом конце своего отца, Петра III, которого так трусливо убили, и шепотом поведал, что боится возможного покушения на свою жизнь.

Сегюр внимательно слушал. С присущим ему красноречием он успокоил несчастного царевича, и тот ненадолго позабыл о своих страхах. Беседа происходила в отсутствие Марии Федоровны. Супруг не хотел лишний раз беспокоить ее.

– Ваша мать не враг вам, – уверял Сегюр. – Если бы она желала того, чего вы понапрасну боитесь, разве она позволила бы остаться Вашему Величеству рядом с Царским Селом, командовать двумя батальонами, которые находятся в вашем распоряжении, тогда как у нее для охраны есть только один? И позвольте мне заметить относительно ваших дурных предчувствий о вашей судьбе: боясь какой-то беды, мы сами можем накликать ее.

Но, несмотря на то, что ловкий дипломат умолял Павла успокоиться, тот оставался в плену собственной недоверчивости. Павел знал: здесь, в деревне, тоже есть своя anguis in herba44*Змея в траве (лат.). О скрытой, но смертельной опасности.*. Граф Сегюр поведал в своих мемуарах, что для царевича судьба всех свергнутых и убитых царей стала навязчивой идеей. Он блистательно рассуждал на самые разные темы, но, как только речь заходила о российской короне, то, несмотря на осторожность со стороны собеседника, становился боязливым и недоверчивым. В конце он всегда говорил, что, даже если и получит возможность взойти на престол, то это станет для него ловушкой: его быстро и жестоко свергнут.

ГВАРДИЯ И АРМИЯ

Кто сеет привилегии, пожинает революции.

К. Тилье

Павлу не нравилась армия матери, но в еще большей степени ему не нравилась императорская лейб-гвардия, beef-eating45,*Откормленные говядиной; зажравшиеся мясом (англ.); прозвище английской лейб-гвардии.* как по-английски называл он ее. Впрочем, царевич был не единственным, кто подметил эти недостатки.

«Императорская гвардия, вне всякого сомнение, – наихудшее войско в государстве»,

– сообщает своему королю граф Стендиг, посол Швеции в Санкт-Петербурге.