Павел I (гроссмейстер мальтийского ордена)

«Кроткия Елисавет» настрого наказала, чтобы этого ее пленника «видеть никто не мог, також арестанта из казармы не выпускать; когда ж для убирания в казарме всякой нечистоты кто впущен будет, тогда арестанту быть за ширмами... никому не сказывать, каков арестант, стар или молод, русский или иностранец... В котором месте арестант содержится и далеко ль от Петербурга или от Москвы, арестанту не сказывать».

Петр и Александр Шуваловы (Иван имел особое мнение) продумывали возможность повторной коронации несчастного Ивана Антоновича. Из Холмогор (где он с 1744 года содержался вместе со всем «Брауншвейгским семейством», т.е. отцом Антоном-Ульрихом, братьями и сестрами) Ивана привезли в Шлиссельбургскую крепость. В один из дней в строжайшей тайне его доставили в Зимний дворец: императрица захотела посмотреть на возможного кандидата в самодержцы всея Руси. Прячась за ширмой, она глядела на бледного, чахоточного вида юношу, почти шестнадцать лет не видевшего ничего, кроме тюремных стен, среди которых он был заживо похоронен... Он казался дурачком, и по мнению Елизаветы не мог быть соперником ни младенцу Павлу, ни даже спивавшемуся Петру...

Впрочем, у Шуваловых могло быть иное мнение. Идиот на троне их также вполне устраивал...

Узнав об этом, Петр бросился к жене.

«Когда наступал критический момент, – писала она, – он всегда обращался ко мне в надежде, что я предложу средство выхода из кризиса».

Его голштинский полк с началом военных действий был отправлен в Шлезвиг-Гольштейн. Правда, у него осталась свита гольштейнских офицеров во главе с полковником Брокдорфом, – но их всего две дюжины... Правда, он считался командиром нескольких русских полков, но... будут ли они ему повиноваться? Он был в панике. Шуваловы казались ему неодолимыми...

Мог ли он видеть в жене союзника? Ведь почти все придворные, не принадлежавшие к партии Шуваловых, с легкой руки Елисаветы считали, что наилучшим поворотом дел для России был бы приход к власти именно Екатерины! Правда, многие считали, что она, не имеющая прав на российский престол, должна была стать регентшей при малолетнем сыне-императоре Павле; но для Петра это дела практически не меняло. Известны и резко отрицательные отзывы Петра об Екатерине, относящиеся к этому времени. Она его не выносит; злая, слишком независимая, враждебная женщина! Змея! И погибели на нее нет!

И тем не менее при виде опасности он обращается к ней?

Оптимальным назначение Екатерины регентшей видели и в странах-союзницах России – Франции и Австрии. Ведь если Петр, этот ярый сторонник Пруссии окажется на троне, Россия немедленно выйдет из войны! Они прекрасно понимали это и активно интриговали за такой поворот российских дел. Посол Франции сообщил Версалю о намерениях великой княгини отнять трон у мужа и отдать его сыну. Бретей рекомендовал Людовику убедить Елисавету в верности и приемлемости для Франции такого решения. Людовик внял его резонам, и обратился к российской императрице с соответствующим меморандумом. По непонятным причинам его послание дошло до российского двора лишь 16 ноября 1761 года, т.е. во время, когда Елисавете было уже не до него: до ее смерти и воцарения Петра III оставалось меньше месяца. Екатерина, зная о таком отношение к себе Франции и Австрии, нашла пути в посольства этих держав; и граф Мерси д'Аржанто, посол венский, и барон Бретей, посол версальский, открыли финансовые ресурсы своих стран для Екатерины; более того, она с радостью черпала оттуда деньги, – именно для того, чтобы взойти на престол!

И тем не менее не взошла?

Екатерина с легкостью могла добиться, чтобы освобождавшийся трон достался ее сыну. Она не хотела и не стала этого делать. Она прямо запретила действовать в свою пользу и лидерам своей партии, в частности, Никите Панину и Екатерине Дашковой. Причина была прежде всего в Пруссии, вернее, в том мире, который она, точно так же как и Петр, должна была бы заключить с ней сразу же, придя к власти. Екатерина понимала, до чего гадко будет выглядеть этот мир, и предоставила его заключение Петру, фактически подставив его общественному мнению...

Безусловно, Елисавета обсуждала щекотливый вопрос о власти с невесткой. Но «нет» той было твердым, не позволяющим заподозрить ритуальное кокетство. И Елисавета так и не подписала бумаг, отстраняющих от власти Петра и передающих ее Павлу. Власть у Павла отняла не двоюродная бабушка, единственный человек, страстно мечтавший видеть на троне именно его, а родная мать.