Читаем Павел Кашин. По волшебной реке полностью

Павел Кашин. По волшебной реке

По осеннему асфальту разбегались жемчугаЭто будущий февраль так обозначил берегаИ с поломанным зонтом я изгибался на мостуНецелованный фантом любви забытый на постуЯ искал себе спасенья, окунаясь с головойВ тишину седьмого неба над осеннею МосквойЯ искал себе спасенья над осеннею МосквойСквозь меня ходили люди без сердечного огняВ их глазах – коль ты не любишь, не задерживай меняИ сутулясь, исчезали в предрасстрельной тишинеОставляя мокрый след на обескровленной лунеЯ искал от них спасенья, окунаясь с головойВ тишину седьмого неба над осеннею МосквойЯ искал от них спасенья над осеннею МосквойВремя выждало и встало и упало с высотыБезнадежная усталость – сквозь меня шагала тыИз пивной, а где-то рядом два крыла побиты градомВолочились по фасадам, не теряя красотыЯ нашел в тебе спасенье, окунувшись с головойВ тишину седьмого неба над осеннею МосквойВ тишину седьмого неба над осеннею МосквойПо осеннему асфальту разбегались жемчугаЭто будущий февраль так обозначил берега

«Донья северных морей»

«Донья северных морей»… Надо сказать, что здесь стилистическая ошибка, хотя и простительно, потому что все равно никто даже не знает, что вообще существует слово «донья». Доньями во множественном числе могут называться только донья ведер. Донья сосудов каких-то. Просто я подумал, что никто еще никогда не использовал это существительное относительно к морям и океанам, потому что как-то не приходилось. Не использовали хотя бы потому, что это невозможно: как предмету, например, лежать одновременно на доньях двух океанов. На самом деле, это прямо песня-близнец предыдущей, где одному жалко другого. А Москва там очень хорошо описана в дождливый летний день… Да, если я не ошибаюсь, когда я выпустил виниловую пластинку «Гномики», Бурлаков, музыкальный критик в Петербурге, написал, что мои песни похожи на небольшие акварели. Так вот: «Донья северных морей» – это акварель Москвы, акварель художника, у которого все краски, кроме серых и черных, закончились. И там, наверно, что-то должно присутствовать темно-синее: может, какая-нибудь дорожка…

Ты ушла и только ветерПроникая в рукаваТанцевал на трафаретеСердца. Серая МоскваСтекала как сырая музыкаС чугунных фонарейИ выламывала шлюзыК доньям северных морейА я стоял среди механикиВращающихся телА Москва как борт «Титаника»Кренилась и скрипелаПела траурную музыкуИз легких и аллейУходя тяжелым грузомК доньям северных морейТолько сердце упираетсяРожденное горетьОчень хочет мне понравитьсяИ тихо умереть.И только запахи и зрениеСтановится острейРазличая полутениВ доньях северных морейТы ушла и только ветерПроникая в рукаваТанцевал на трафаретеСердца. Серая МоскваСтекала как сырая музыкаС чугунных фонарейИ выламывала шлюзыК доньям северных морей