А. С. Хомяков не только сам занимался живописью, но и состоял в Московском художественном обществе (МХО) еще до его официального образования в 1843 году. Хомяков активно участвовал в учреждении при МХО Московского училища живописи и ваяния (МУЖВ)[657]. Исследователь Д. А. Бадалян подчеркивает роль обеих организаций в становлении русской национальной живописи. «…Московское художественное общество, а также созданное при нем Училище живописи и ваяния (с 1865 года — Училище живописи, ваяния и зодчества) в течение нескольких десятилетий XIX века являлись основным художественным центром Москвы. Они прямым образом повлияли на создание в Москве самобытной художественной среды и формирование в изобразительном искусстве основ так называемого московского направления, которое имело ярко выраженный национальный характер. В 1840–1850-е годы здесь получили образование такие мастера живописи, как В. Г. Перов, A. К. Саврасов, Н. В. Неврев, В. В. Пукирев, И. М. Прянишников и B. Е. Маковский»[658]. А. С. Хомяков до конца своих дней деятельно участвовал в жизни МХО, круг его знакомств с художниками был чрезвычайно обширен. В 1859 году Хомяков приобрел у М. П. Боткина 14 живописных произведений крупного художника А. А. Иванова, скончавшегося в 1858 году. С именем этого живописца Алексей Степанович еще в конце 1840-х годов связывал будущее русской живописи. Скончался А. С. Хомяков 5 октября 1860 года.
П. М. Третьяков начал посещать выставки Московского училища живописи и ваяния по крайней мере с 1856 года. В апреле — июне 1860 года Третьяков экспонировал принадлежащие ему полотна в стенах этого училища. С выпускником МУЖВ, известным художником Н. В. Невревым Павел Михайлович близко сходится уже в 1857 году. Общается он и с другими живописцами-москвичами. Постоянно вращаясь в рамках тесного московского художественного мирка, молодой купец-собиратель Третьяков и сановитый мыслитель Хомяков за пять лет могли составить знакомство… теоретически. Но, во всяком случае, Третьякову должны были быть особенно близки некоторые идеи Алексея Степановича — те, которые были связаны с вопросами национального художественного развития.
Обстоятельства общения П. М. Третьякова с некоторыми другими крупными славянофилами выявить гораздо проще.
В. П. Зилоти, описывая свое раннее детство, рубеж 1860–1870-х годов, говорит среди прочего: «…бывало у нас в то время много славянофилов: Черкасские, Барановы, Щербатовы, Аксаковы, Станкевичи, Самарины и Чичерины. Павел Михайлович имел с ними личные отношения: политические, общественные и по городской работе. Он их „уважал“, а мамочка была знакома лишь „визитами“ с их женами и дочерями. Мужчины приходили к Павлу Михайловичу вниз, в кабинет, довольно часто и всегда видели мамочку, а иногда выражали желание видеть и нас, девочек»[659]. Вера Павловна говорит о периоде до зимы 1873/74 года. В данном случае ее датировкам можно верить, так как она говорит о времени до ухода из дома ее первой гувернантки Марьи Ивановны. К ее свидетельству следует добавить, что Третьякова посещали люди высокого и очень высокого происхождения. Черкасские и Щербатовы — сливки аристократии, княжеские рода. Предки Черкасских приходились родней второй жене Ивана Грозного, а Щербатовы восходили к самому Рюрику… Остальные «гости» Третьякова тоже принадлежали к числу знатных фамилий, причем Ю. Ф. Самарин и И. С. и К. С. Аксаковы — самые крупные после А. С. Хомякова мыслители славянофильского толка. Удивительное дело: высшая аристократия, «белая кость», на равных общается с «черной костью» — купцом и его семейством, посещает дом коммерсанта. Видимо, уже к концу 1860-х годов Павел Михайлович своей неустанной деятельностью на ниве искусства получил признание и глубокое уважение со стороны московской интеллектуальной элиты. А ведь в это время его галерея даже не была открыта для публичного посещения…