Павел Третьяков

Свадьба праздновалась роскошно, денег на нее не жалели — словно и не состоял купеческий сын С. М. Третьяков под строгой опекой. «…Когда Сергей Михайлович давал балы во время своего жениховства, играл оркестр на хорах, толпились красавицы и их кавалеры; танцевали „до упаду“, „до зари“. Невеста переодевалась в вечер по три раза: то в вишневое, бархатное, с бриллиантами на корсаже, и бархаткой на шее, то в палевое — „тюль-иллюзион“, то в белое атласное, с золотыми колосьями на фижмах. Жених шел за своей невестой в комнату, где весь вечер ждали куафер и горничная, и под руку вводил ее в зал; все ахали над юной красотой обоих нареченных, над роскошью невестиных платьев, шли поздравления, оркестр гремел туш. Так женился младший сын, любимец своего старшего брата, а старший брат — „схимник“ — не показывался»^[306]. Венчание С. М. Третьякова и Е. С. Мазуриной состоялось 24 октября 1856 года.

Наконец, осенью 1862 года семейный очаг покинула Софья Михайловна Третьякова. «…Сонечка была величественная, выше среднего роста, худая, с темными пушистыми волосами, темными умными глазами и большой черной родинкой на щеке. Она при большом образовании, уме и доброте умела пленять и властвовать»^[307]. Она вышла замуж за архитектора Александра Степановича Каминского, происходившего из небогатой дворянской семьи. «…В самом начале 60-х годов Павел Михайлович как-то привел с собой и представил сестре Сонечке красивого молодого человека гигантского роста, с темными глазами и черными волосами и бородкой, одетого в черную бархатную жакетку, со светлыми брюками, в красном галстуке, веселого балагура. Это был талантливейший архитектор-художник, только что вернувшийся из Рима, где он провел несколько лет пансионером Академии художеств, — Александр Степанович Каминский. Сонечка пленила его своим умом, своей величественностью, а он победил ее „сразу и безвозвратно“, по ее словам, своей бесконечной добротой, своей бесшабашной веселостью и талантливостью»^[308].

Летом 1862 года Софья Михайловна призналась брату в своих чувствах к Каминскому: «…милый Паша, я хочу передать тебе то, что давно желала сказать и не могла… Ты, конечно, не мог не заметить, душа моя, привязанность между мною и Александром Степановичем, не заметить ее нельзя было потому, что чувства скрыть трудно!.. Я решилась сказать тебе первая о нашей любви… Быть может, милый Паша, ты найдешь безрассудным с моей стороны выходить замуж за человека, не имеющего ничего! Но я остаюсь при моем убеждении, что лучше жить с маленькими средствами и большою привязанностью, чем наоборот»^[309]. То, что Софья Михайловна обратилась с признанием к старшему брату, очень показательно. Дело не только в том, что он любил и уважал умную и независимую сестру. Павел Михайлович был старшим мужчиной в семье. От его согласия или несогласия зависело, будут ли молодые вместе. Ведь брак обеспеченной купеческой дочери и не имевшего больших средств дворянина мог показаться ему сомнительным. Но П. М. Третьяков любил сестру и ценил талантливого Каминского. Последнего ждала незаурядная творческая судьба: он стал одним из творцов «русского стиля» в архитектуре закатной поры Российской империи. Состоялся откровенный разговор коммерсанта с архитектором, после которого Павел Михайлович благословил сестру на брак. Свадьба С. М. Третьяковой и А. С. Каминского состоялась 11 ноября 1862 года.

На протяжении всех тех лет, когда Третьяков был главой семейства, он не только решал матримониальные вопросы своих родственников и заботился о материальном положении членов семейства. Ему пришлось также усвоить в крайне сжатые сроки науку семейной дипломатии. Благодаря таким чертам его характера, как наблюдательность, неконфликтность и стремление к гармонии, приложенным к сфере человеческих отношений, ему это удалось.

Позднее, 7 августа 1865 года, В. Д. Коншин писал готовящемуся к женитьбе Павлу Михайловичу: «…радуюсь тому разумному вашему распоряжению, что вы предупреждаете все могущие встречаться семейные неудовольствия. Вы умница. Все желающие вам невозмутимого в вашей супружеской жизни счастия должны одобрить ваше разумное распоряжение»^[310]. Мягкая, но настойчивая деликатность в разрешении самых сложных вопросов «семейного общежития» была присуща П. М. Третьякову на протяжении всей его жизни. И дело не только в чертах характера, в нежелании конфликтовать с окружающими. Павел Михайлович вел себя так, как подобает христианину, умягчая нрав ближних словом и примером. В 1877 году художник А. Г. Горавский говорил Третьякову: «…Вам природа уделила дар правильного такта житейского, с пеленок. Помню и никогда не забуду Вашу примерную семейную патриархальность, с этакою христианскою основою»^[311].