Павел Третьяков

…И игры фортепьянный,
И канты все желанныя
Играться будут Вам:
Иные чисто постныя,
Другия 3-х голосныя
С скоромным пополам.
И ждет Вас с нетерпением
Звук струнный вместе с пением
И стих Ростопчиной…^[348]

Молодые коммерсанты интересовались не только культурными вопросами, но и в меньшей мере политикой. Так, 30 апреля 1854 года в ходе Крымской войны русские артиллеристы под командованием поручика Ф. И. Абакумова потопили под Одессой английский пароход «Тигр». А. А. Медынцев переписывает своей рукой и отправляет друзьям газетную заметку патриотического характера за подписью «Одесский обыватель»: «…задумали орла спугнуть британским тигром, и — тигр издох в когтях могучаго орла»^[349]. Подобная форма передачи новостей была в те времена не редкостью. К примеру, Н. А. Найденов сообщает: «…запоздалое получение всех известий было тогда обычным; ходом военных действий крайне интересовались все; между тем до начала 1855 года телеграф существовал лишь между Москвой и С.-Петербургом; известия с театра войны пересылались с курьерами (от которых иногда оставались кое-какие общие сведения о происшедшем); затем они распубликовывались в „Русском инвалиде“ и, лишь по получении его в Москве, перепечатывались в „Московских ведомостях“ — единственной, не считая „Полицейских ведомостей“, газете, выходившей в то время в Москве, притом только 3 раза в неделю (по вторникам, четвергам и субботам), так что из „Инвалида“, полученного в Москве в эти дни, напечатанные известия попадали в „Московские ведомости“ не на другой день, а в день выхода следующего номера. Петербургские газеты вообще получались тогда весьма немногими, а потому приходилось ходить по трактирам, в коих они имелись (в одном, конечно, экземпляре), и высиживать там долгое время в ожидании освобождения читаемого кем-нибудь номера „Инвалида“ или „Северной пчелы“, в которую также на другой день по выходе „Инвалида“ попадали напечатанные в нем известия». Политические вопросы занимали членов кружка в силу патриотической позиции каждого из друзей^[350], но не они являлись основой общения. Гораздо прочнее приятелей сплачивали дела культурные и повседневные заботы.

Об уровне доверительных отношений между членами Николо-Толмачевского кружка свидетельствует целый ряд сохранившихся документов. Так, уже говорилось о любви Павла Михайловича к плаванию; по-видимому, она была столь велика, что его желанию окунуться не препятствовали даже наступавшие в конце лета холода. Супруга А. А. Медынцева, Надежда Васильевна, 9 августа 1855 года пишет мужу из Москвы в Нижний Новгород: «…посоветуй ради Бога Павлу Михай[ловичу] теперь не ходить купаться, теперь и без того очень холодно»^[351]. Алексей Алексеевич, который и прежде того заботливо обращался к Третьякову «…с искренним желанием перестать тебе купаться и быть здоровым»^[352], в первом же письме Павлу Михайловичу с ярмарки передает ему слова жены: «…она просила меня написать тебе о купанье, но я в подлиннике препровождаю к тебе вырезку из ее письма, и с мнением ее я совершенно согласен»^[353]. В том же письме он передает супруге через Павла Михайловича деловые поручения: «…тебя же прошу, безценный друг мой Павел Михайлович, объявить жене моей, что к ней сегодня письма я не пишу — потому что совершенно не имею минуты свободнаго времяни. И скажи, чтобы она по желанию своему исполнила: служила бы молебен с водосвятием, — но только прежде всегда у нас бывала всенощная, то не лучше ли уже делать так было прежде. Но, впрочем, как она хочет»^[354]. Алексей Алексеевич был в середине 1850-х годов церковным старостой.

По-видимому, 1854–1855 годы были периодом расцвета Николо-Толмачевского кружка — и теплых, заботливых отношений между его членами. Тогда же, в начале августа 1855 года, А. А. Медынцев пишет Третьякову: «…благодарю тебя, безценный, добрый и любезной друг мой Павел Михайлович за все твои ласки, радушие, усердие и доброе расположение, оказываемые тобою во время моего отсутствия моей семье. Благодарю тебя еще раз, — благодарю сердечно — искренно. Желаю, надеюсь и прошу Господа, чтобы взаимно дружеския отношения наши не прекращались — навек, но чтобы упрочивались и утверждались любовию более и более»^[355].

Во время собраний приятели курили кнастер — крепкий трубочный табак, и пили чай с ягодами. А. А. Медынцев в августе 1855 года пишет П. М. Третьякову с Нижегородской ярмарки: «…я надеюсь, что на Толмачевской даче все идет по-прежнему, и ягоды к чаю, вероятно, приносятся так же. А быть может, не выдумали ли вы еще что-нибудь? — то не мешаю вкусу вашему, дай Бог на здоровье»^[356].