Читаем Павел Тычина полностью

Учитель – дьяк Григорий Тимофеевич – не был похож на тех дьяков, что учили детей по селам. Он действительно имел талант педагога. Прививал ученикам высоконравственные принципы: доброту, честность, правдолюбие, настойчивость в достижении цели, любовь к родному краю, родному языку и песне. Он имел прекрасный голос, а потому разучивал с учениками, кроме духовных произведений, народные песни, колядки, веснянки. Часами маленький Павлик сидел на печи и слушал, что отец рассказывал детям на уроках. «В нашем доме в первой комнате с земляным полом (а была еще и вторая комната, с деревянным полом) стояли две длинные парты. За каждой партой сидело душ по десять или по двенадцать учеников. Не знаю, сколько мне тогда исполнилось лет, когда одной зимой я уже подсаживался то к одному, то к другому ученику и как-то быстро, незаметно для себя выучился читать», – вспоминал впоследствии Павел Григорьевич.

Григорий Тимофеевич, стремясь дать сыновьям образование, устраивал их петь в церковные хоры, что давало возможность учиться в духовном училище и семинарии, где учеников содержали за церковный счет. «Нас, детей у отца было много. Чтобы обучить всех в губернских школах – средств не хватало. Жалованье свое (60 рублей в год) надо было к тому же делить пополам с другими дьячками, которые были присланы из Курской епархии… Не удивительно, что самая старшая сестра Ефросиния осталась без учения, малограмотной. Она нанялась служить к каким-то господам в Киев. Старшего брата Михаила отцу удалось определить в Троицкий хор города Чернигова, и он уже учился в бурсе. Любимая моя сестра Поля – еще только кончала песковскую земскую школу, – и отец с матерью не знали, как с ней быть: определять ли ее в одно из учебных заведений Чернигова (у Поли была склонность к математике) или же попытаться пристроить в модистки, в Киев, – учиться шить. За ученье второго старшего брата моего, Ивана, приходилось платить в бурсу, а тут еще и я подрастаю. Что делать? Куда кинуться? И надо сказать: часто в нашей семье из-за нехватки денег между отцом и матерью возникали нелады… что очень тяжело отражалось на мне» (из воспоминаний Павла Тычины).

Несмотря ни на что, будущий поэт на протяжении всей своей жизни сохранил в памяти уважительное отношение к отцу, и первое свое известное стихотворение, датированное 1906 годом – годом смерти отца, прожившего всего 56 лет, назвал «Под моим окном» и посвятил именно ему.

<p>Глава третья</p><p>Мать</p>

«В моей жизни самое большое влияние на меня оказывала моя мать, светлый образ которой я никогда не забуду. Мать первой привила мне любовь к народной песне, приобщив к самым драгоценным сокровищам украинского творчества. Она учила нас прежде всего быть честными в жизни и правдивыми», – вспоминал Павел Григорьевич Тычина.

Мать – Мария Васильевна Тычина (урожденная Савицкая; 1861–1915) была моложе отца поэта и осталась в памяти красивой, ласковой, трудолюбивой, любившей народные песни. Сохранился ее портрет: на голове темный платок, доброе, ласковое, хотя и печальное лицо, проницательные глаза, мечтательная и чувствительная, пылкая натура – характерный образ украинской женщины.

«Мама моя Мария Васильевна – какая она была добрая, отзывчивая и хорошая… Бывало, мама говорит: Не трогай паука, сбрось легонько с веника – пусть ползет… приучала, чтобы мы утром, умывшись, становились на молитву перед иконами».

Мама была добрая и милосердная, потому что январская. И Павлуша был январский и пошел в маму. От матери, которая прекрасно пела, унаследовал абсолютный слух и красивый тембр голоса. Жили в нужде, впроголодь. Придет мама, бывало, поздно ночью, и, не раздеваясь, прямо в сапогах, так и заснет, так как страшно уставала, зарабатывая на мешочек муки у мироеда Базики. Но на помощь приходила песня. Она утешала, не давала ежедневным хлопотам о хлебе насущном затмить мир, увянуть ясному «цвету-первоцвету», что расцветал в душе маленького мальчика, которому была уготована судьба гения.

«Отец умер. Телеграммы пришли мне и Евгению. Весь поезд казался мне наполненным скорбью. На второй [день], как похоронили отца, пошел я на свежую могилу. Там уже на коленях стояла мать, младшие сестры мои Саша и Наташа принесли отцу завтрак (в мисках и в тарелках), и мама все это поставила на могилу, сказав: пусть старец или странник какой-нибудь это найдет и возьмет».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии