Павленков

По мнению члена совета Фукса, едва ли подлежит сомнению, что перепечатка Павленковым в Москве под новым заглавием заарестованных Санкт-Петербургским комитетом двух статей Писарева не может быть оставлена без судебного преследования. «Если даже неблагоприятный для администрации исход последнего судебного преследования в здешней судебной палате не может изменить прежнего взгляда цензурного ведомства на вредный характер сказанных статей, то перепечатка их составляет повторение, и повторение заведомое прежнего проступка в форме более резкой и непозволительной. Кроме вредного содержания перепечатанных статей, сам факт перепечатки заключает в себе и глумление над администрацией, и противодействие власти. Павленков мог бы свободно перепечатать эти статьи после оправдательного приговора, но не до его воспоследования². С другой стороны, при всей очевидности злого умысла издателя, случай этот, по своей неожиданности и своему единичному характеру, не предвиден в законе и не может посему составить предмета самостоятельного преследования; он может лишь усугубить меру ответственности издателя в случае признания в высшей инстанции, то есть в Правительствующем сенате по кассационному департаменту, что оправдательный приговор судебной палаты был неправилен и что подвергнувшиеся преследованию две статьи Писарева действительно составляют нарушение постановлений о печати. В противном случае факт судебного оправдания двух статей Писарева в первом их издании едва ли не будет иметь непременным последствием и оправдание их московской перепечатки. Посему, по мнению члена совета, не возбуждая ныне же преследования по московской перепечатке двух статей Писарева, следовало бы озаботиться прежде всего, чтобы дело Павленкова было по протесту прокурора перенесено, согласно с. 3 закона 12 декабря 1866 года, в Правительствующий сенат. Но чтобы в этой высшей инстанции оно было решено правильнее, необходимо разъяснить те причины, по которым оно получило в судебной палате столь неожиданный исход, судя по отчетам об этом в “Судебном вестнике” (№ 122) и “С.-Петербургских ведомостях”».

Коснувшись причин, по которым процесс был проигран в судебной палате, Фукс выливает свое недовольство и на прокурора. «С.-Петербургский цензурный комитет находил в статьях “Русский Дон-Кихот” нарушения статьи 1001, а в статье “Бедная русская мысль” — нарушение ст. 1035 Уложения о наказаниях. Между тем прокурор судебной палаты, по личному своему усмотрению, следовательно, вопреки закону 12 декабря 1866 года (ст. 6 и 7) ограничил и изменил это обвинение, подведя обе статьи Писарева под ст. 1001 и таким образом найдя в статье “Бедная русская мысль” лишь нарушение благопристойности. Понятно, что палате трудно было усмотреть в отрицании разумности и законности самодержавия, в уменьшении значения попытки покушения Шакловитого на жизнь Петра Великого — только неблагопристойность. Очевидно, что прокурору и по существу дела, и по букве закона 12 декабря 1866 года, следовало по этой второй литературной статье держаться ст. 1035, по силе которой подлежат наказанию напечатанные оскорбительные и направленные к колебанию общественного доверия отзывы о действующих в империи законах, так как самодержавие составляет государственный закон. Ослабив по сему силу обвинения, прокурор не мог уже с надлежащею настойчивостью требовать и применения ст. 1045 и конфискации книги, а в этом должна была заключаться вся суть взыскания, причем сам издатель лично мог бы тогда подвергнуться minimumу тюремного заключения или денежного штрафа. Затем, доказывая, что прежнее цензурное дозволение не изъемлет издателя от ответственности при перепечатке издания после отмены цензуры, прокурор, уклонившись в самые отвлеченные толкования, не привел самого простого, но в то же время самого убедительного довода, что по ст. 65 Уст. ценз., данное для напечатания книги цензурное дозволение имеет силу не более трех лет. Наконец, — и это всего важнее — на все неуместные тирады Павленкова прокурор не возражал ни слова, вследствие чего палата не могла не признать не опровергнутые доводы подсудимого до некоторой степени неоспоримыми. Даже указание Павленкова на несуществующую ст. 1712 Улож. о наказаниях прошло незамеченным. С другой стороны, нельзя не заметить, что после первых перерывов речи Павленкова председателем палаты, он продолжал свои крайне неприличные, к делу не относящиеся отзывы, без всякого препятствия, и, злоупотребляя правом судебной защиты, далеко вышел за пределы оной…»