Павленков

Неожиданно встретил поддержку своей идее на страницах журнала «Дело». Там в девятой и десятой книжках за 1875 год его внимание привлекла к себе статья писателя Мордовцева «Провинциальная печать». Полемическая направленность статьи пришлась по духу Павленкову. Он сам уже задумывался не раз над тем тягостным и унылым состоянием, в котором находились местная печать и корреспондентское движение в Вятской губернии. На «Вятские губернские ведомости» губернатор наложил собственную цензуру, там могло печататься лишь то, что ему заблагорассудится. В столичных газетах из целых уездов годами не появлялось ни единой заметки, ни маленькой информации. Почему? Разве нет интеллигентных, деятельных людей в отдаленных уголках этого северного края? Они, безусловно, есть, но они практически не сотрудничают с газетами. Из губернии, где установлен жесточайший режим контроля за каждым письменным посланием в столицу, не так-то легко было выбраться письму, если в нем, не дай бог, прозвучит хоть что-то критическое. Письма просто бесследно исчезали, «терялись». Конечно, было бы здорово наладить выпуск доступной и дешевой газеты, в которой бы писалось о всех горестях и радостях, волнующих вятичей. Можно ее назвать, например, «Копейка». Но об этом и мечтать не приходится. А вот попробовать выпустить сборник статей и корреспонденций, поступивших в петербургские, московские, казанские газеты из Вятской губернии, все же надо.

Пока все эти заметки и статьи разбросаны по газетным и журнальным номерам. И Павленков решает, что уже сейчас можно начинать подборку этих материалов. Для этого надо переговорить со студентами, приезжающими на каникулы, а кое-что можно было бы и заказать специально.

До губернатора и полицейских стражей доходили, конечно, сведения о закулисной работе, которая велась Павленковым. Однако поймать с поличным его не удалось. Еще в 1875 году вятский губернатор доносил в Министерство внутренних дел о том, что Павленков не подчиняется правилам о предоставлении корреспонденции для просмотра и пересылает письма через частных лиц.

Было бы странным, если бы все обстояло наоборот. Тогда нельзя было бы объяснить, как удалось политическому ссыльному собрать все то критическое, что публиковалось на страницах газет из Вятского края. Ведь все это тоже чаще всего писалось политическими ссыльными и, конечно, в обход правил надзора за их перепиской пересылалось, передавалось. Иначе — оно вообще не увидело бы свет. И, естественно, не появилось бы ни одного издания «Вятской незабудки», ибо губернские власти не допустили бы такого гласного обсуждения собственных пороков. Да и с самим Павленковым они нашли бы возможность расправиться, узнай о таком его начинании.

Издавать сборник нужно было только в Санкт-Петербурге — это во многом обезопасит его от местного надзора.

И уже к концу 1876 года первый сборник был сформирован. В него вошли 52 статьи и корреспонденции. В марте следующего года в Петербурге, в типографии Этингера (он же считался и официальным издателем), были отпечатаны все 800 экземпляров. Книга вышла солидной — 384 страницы. А заглавие у нее такое даже веселое: «Вятская незабудка — памятная книжка Вятской губернии на 1877 г., неофициальное издание».

В «Вятской незабудке» были собраны корреспонденции, написанные в разное время и разными людьми. «Каждая из этих корреспонденций, взятая отдельно, — вспоминал современник тех событий, — сама по себе ничего, конечно, ужасного не представляла, но, собранные вместе, они уже давали красочную картину темных сторон местного управления». Он же свидетельствовал, что это издание очень широко распространялось среди местного населения и вызвало немало волнений в административных кругах. Все восемьсот экземпляров в течение двух месяцев негласно были распространены, хотя стоимость каждой книги составляла один рубль.

В одном из писем Г. И. Успенского писателю А. И. Эртелю «Вятская незабудка» рекомендовалась как блестящий пример для подражания, как образец, которому нужно следовать. «Если Вы помните маленькую книжечку “Вятская незабудка”, — то есть хроника местной жизни и ее успех, — так вот что… нужно делать».

Запрет Александра II на издание книг, понятно, побуждал политического ссыльного быть предельно осторожным. Флорентий Федорович продумал все до мелочей. Только самые близкие друзья принимали участие в распространении «Незабудки». Тайком от полиции, через частных лиц, сочувствующих этому предприятию, велась продажа всего тиража. И нужно сказать, что долго никто и не знал издателей «Незабудки», а властям не удавалось конфисковать даже малой части имеющихся экземпляров.

Но, к сожалению, привлеченный к этой операции Н. Н. Блиновым секретарь Нолинского съезда мировых судей Николай Соломин допустил непростительную ошибку.