Павлик Морозов [1963]

— А я трактористкой буду! — сказала Мотя. — Только я трактора не видела.

— Увидишь, Мотя! Обязательно… Ого! — воскликнул Дымов, взглянув на загремевшее небо.

Девочка рассмеялась:

— И у Кулукановых никто батрачить не будет.

— У Кулукановых?

— Да, товарищ квартирант, — оживился Потупчик. — Арсений — последний из этого проклятого рода остался… Лучшую землю забрал себе, заешь его гнус! Такой кулачище! Я у него пять лет, почитай, за харчи батрачил… Да разве я один?

— Хм!.. — Дымов казался очень заинтересованным. — А ведь в сельсовете этот человек кулаком не числится. Так и записано: середняк Кулуканов Арсений Игнатьевич. Подожди-ка, у меня, кажется, список населения есть. Ну-ка, пойдём к свету, дядя Василь.

Они снова ушли в избу. Мотя взглянула на Павла.

— Ты слышал, Паш? Что это твой отец Кулуканова середняком считает?

— Сейчас хлынет, — уклончиво ответил Павел, глядя в небо. — Я побегу.

4

Среди ночи Василий Потупчик проснулся от стука в дверь. С фонарём вышел в сени, спросил сердитым басом:

— Кого там черти носят?

— Пусти, дядя Вася…

— Пашка?

— Я…

Потупчик загремел запорами и, осветив мальчика фонарём, качнул головой.

— Э, парень, да что с тобой? Белый, как смерть!

— Где… Дымов?

— Спит. Где ему быть?

Потупчик ввёл Павла в избу. Из соседней комнаты, наскоро натягивая рубашку, выглянул Дымов. Кутаясь в одеяло, пришла сонная Мотя. Все молча, с изумлением, смотрели на Павла. Дымов шагнул к мальчику:

— Что случилось?

Павел разжал кулак, протянул бумажку. Уполномоченный, нагнувшись к фонарю, быстро пробежал её глазами.

УДОСТОВЕРЕНИЕ

27 июля 1932 года

Дано сие гражданину __________ в том, что он действительно является жителем села Герасимовки, Тавдинского района, Уральской области, и по личному желанию уезжает с места жительства. По социальному положению — бедняк. Подписью и приложением печати вышеуказанное удостоверяется.

Председатель сельсовета

Т. С. Морозов.

Павел силился что-то сказать — не смог. Дрогнула родинка над правой бровью.

— Эти… бумажки… отец продаёт врагам… Сосланным кулакам с Кубани…

Дымов несколько секунд удивлённо смотрел на мальчика, потом обнял его, мокрого и дрожащего. И Павел прижался к большой груди этого человека, мало знакомого, но такого родного и близкого.

— Дяденька Дымов… дяденька Дымов… — шепчет он, задыхаясь от рыданий.

Дымов торопливо гладит его по голове, по мокрой спине и говорит глухо:

— Не надо, Паша… ну не надо, мальчик, — и чувствует, как у самого глаза становятся влажными… — Ну, не надо, Паша! Ты… ты ведь настоящий пионер!

5

Был праздничный осенний день. На улице толпились девушки и парни. Павел, передав Якову дежурство по избе-читальне, побежал домой. Идя по улице, он чувствовал, что его провожают взглядами, перешёптываются.

С тех пор, как суд приговорил Трофима Морозова к десяти годам тюрьмы, Павел никогда не может пройти незамеченным. Правда, не ругают его в деревне за то, что раскрыл преступление своего отца, даже начали почётно называть «Пашкой-коммунистом». Но всё равно тяжело ему чувствовать на себе эти постоянные любопытные взгляды.

Приятели заметили, что Павел стал молчаливей, задумчивей, словно повзрослел сразу.

И в деревне перемены. Выбрали нового председателя. Колхоз скоро будет. На заборах много лозунгов о колхозе. Пионеры написали и расклеили. Эти лозунги составил Дымов. Он теперь в Тавде, райком партии вызвал. Жалко, такой хороший человек, все его полюбили…

Павел добежал до своего двора и вдруг остановился озадаченный. Калитка была заперта. Он потрогал пальцем большой медный замок, перелез через забор.

Дверь открыта, в избе чьи-то голоса. Мальчик встревоженно поднялся на крыльцо.

У двери Данила курил самокрутку. Презрительно скривил губы, взглянув на Павла. В углу сидела мать с сыновьями, а посреди избы — дед Серёга. Он опирался обеими руками на палку и что-то сипло говорил. Было видно, как шевелились кончики его серых усов.

Павел переступил порог, сказал нерешительно:

— Здравствуй, дедуня..

Дед не ответил, даже не обернулся. Данила процедил:

— С коммунистами не разговариваем!

Павел, бледнея, шагнул к деду:

— Дедуня…

Но дед, казалось, не замечал и не слышал внука. Он в упор смотрел на Татьяну из-под нависших белых бровей.

— Ну, отвечай, невестка.

Татьяна слабо покачала головой:

— Не знаю…

— Что не знаешь? Я за старшего остался, мужа у тебя теперь нету. Слышишь? Как сказал, так и быть должно! Надо наши хозяйства объединить, а забор меж дворами уберём. Слышишь?

Мальчик понял, зачем пришёл дед Серёга.

— Не объединяйся, маманька… Скоро в деревне колхоз будет, в колхоз вступим, — проговорил он негромко.

Все молчали. Дед Серёга тяжело качнулся, кашлянул.

— Так как же, Татьяна?

Все смотрели на неё, ожидая решающего слова. И она сказала тихо, сделав головой чуть заметное движение в сторону Павла:

— Ему видней… Он теперь за хозяина остался…

— Н-ну… — выдохнул дед. — С голоду подохнете!

Он круто повернулся и, стуча палкой, вышел вон. Данила остановился у порога, сжал кулаки:

— Мы с тобой ещё посчитаемся! Коммунист какой!

Татьяна привстала:

— Ну, ты! Проваливай!..