Павло Загребельный

Вышедший в 1975 году роман «Разгон» отец посвятит академику Глушкову. Загребельный и Глушков – две трагические фигуры эпохи так называемого застоя, 1970-х – первой половины 1980-х. Автор пытался вывести советскую украинскую литературу за пределы хуторянства, малороссийщины, кайдашизма и затхлой «советской культуры». Александр Красовицкий, единственный издатель произведений Загребельного на независимой Украине, пишет: «Даже будучи признанным властью, он не допустил в своих произведениях ничего, за что бы ему было стыдно в постсоветское время. При работе над переизданием книг оказалось, что во всех его книгах, не только в исторических романах, нет ни одной строки, которую бы следовало сократить в связи с тем, что руководящая и направляющая роль КПСС закончилась. Не было у него в книгах ни славословия партии, ни плоских образов передовиков труда, ни неправды о Великой Отечественной войне. Зато было много того, что пришлось восстанавливать по сравнению с изданиями, кастрированными советской цензурой».

Донкихотству Загребельного сродни борьба Глушкова за компьютеризацию СССР. Однажды Глушков добился рассмотрения своих идей на Политбюро ЦК КПСС. Он призывал заглянуть за горизонт, представить то, что сейчас вошло в наш обиход сегодня – компьютерные сети, персональные компьютеры у каждого на работе и дома. А что услышал в ответ? Министр финансов СССР разродился байкой. Вышел на трибуну: «Я ездил в Минск, и мы осматривали птицеводческие фермы. И там на такой-то птицеводческой ферме (назвал ее) птичницы сами разработали вычислительную машину». Глушков громко рассмеялся.

«Вы, Глушков, не смейтесь, здесь о серьезных вещах говорят, – красный финансист погрозил пальцем и самовлюбленно продолжил: – Три программы выполняет: включает музыку, когда курица снесла яйцо, свет выключает и зажигает и все такое прочее. На ферме яйценосность повысилась. Вот что нам надо делать: сначала все птицефермы в Советском Союзе автоматизировать, а потом уже думать про всякие глупости вроде общегосударственной системы». Компьютеризацию СССР так и похоронили.

Место действия романов «Львиное сердце» и «Изгнание из рая», составивших дилогию, – советское село. И рай.

«Книги «Львиное сердце» и «Изгнание из рая» можно бы еще рассматривать как два вагона пассажирского или товарного поезда. Каждый вагон может существовать отдельно, а если его соединить еще с одним вагоном, то это уже поезд, – так автор говорит о своих романах. – Название книг – дело ответственное и опасное. Это не то что имена детей. Там сплошная родительская диктатура, не подлежащая обжалованию. С книгами труднее. Тут название сразу рождает всякие культурно-исторические параллели или просто примитивные намеки. Поэтому безопаснее называть книги либо просто именами героев (женские ценятся выше, в чем автор убедился на примере «Роксоланы»), или явлениями природы (ветры, дожди, снега, времена года, дни, месяцы), небесными телами (солнце, луна, звезды, созвездия, галактики, туманности, квазары, пульсары, даже черные дыры), пространственно-временными понятиями, а то и просто – лишь бы назвать… А «Изгнание из рая» – что это? Снова Библия, Бог, Адам и Ева? Еще одно объяснение древнейшего юридического акта (несправедливого, ох какого же несправедливого!), который применил Бог к первым детям своего мира?

Автор предостерегает: объяснений не будет! Хотя можно было бы и объяснить. Ведь у автора есть свой взгляд на то, что произошло когда-то в райских садах. Известно, что там жили первые люди, которых звали Адамом и Евой. Бог изгнал их оттуда, дескать, за то, что Ева съела какое-то там запретное яблоко, а потом дала его еще и Адаму. Это напоминает наших скупых и жестоких дядек, стреляющих из двухстволок по детворе, которая хочет полакомиться плодами их садов.

Ну так вот. Автор считает, что Бог изгнал Адама и Еву из рая не за какое-нибудь там червивое яблочко, а потому, что они надоели ему своим бездельем. Он трудился в поте лица, а они спали и ели, ели и спали. Тунеядствовали, одним словом. Он творил, а они насмехались. Он управлял, а они знай критиковали. Он мыслил, а они жили как трава. Кто бы это стерпел? Вот и сказал:

– Ага, вы так? Вкусите же и испейте от плодов горьких и из чаш еще более горьких».

В романе «Южный комфорт» (1983) события происходят в Киеве 1970-х – начала 1980-х. И еще в некоем санатории «Южный комфорт» – в чеховской «Палате № 6» эпохи советской украинской литературы.

«Этот роман – не документ. Единственное, что автор старался изобразить как можно точнее, – это Киев, его улицы, холмы и долины, его вечную красоту и очарование, – поясняет Загребельный. – Остальное принадлежит воображению. Поэтому напрасно искать, с чем бы отождествить описанные тут события, идентифицировать места работы героя и героини, свести все к угадыванию прототипов и фактов, требовать от автора мельчайшей правдоподобности, отказывая ему в праве на художественный вымысел, который является непременной предпосылкой любых художнических суждений о людях, о жизни и о мире.