Заметив на полочке ночного столика маленький аптечный пузырек, я взял его, открыл, понюхал содержимое. Я узнал этот резкий запах. Синильная кислота. Он держал ее наготове. Я спрятал пузырек в карман.
— О Господи, — всхлипнула мама.
Отец выпустил ее из объятий. Никто из нас не сказал больше ни слова.
Я пошел вниз, в гостиную. Свет не зажигали, но уже смеркалось. Мне было слышно, как врач разговаривает по телефону насчет перевозки. Он, мол, не знает, можно ли забрать тело прямо сейчас. Я вошел в комнату, сказал, что сперва будет прощание с покойным. Народу придет немного: я, Катрин да еще двое-трое; но у меня не было сомнений, что мама сочтет это необходимым. Я подошел к окну, стал смотреть на лес, нет ли какого движения среди темных деревьев. Бее спокойно. Дождь тихонько шелестит в листве; капли чуточку наклоняют листья, стекают вниз.
Я поехал к Сив, позвонил в дверь. Вышла Ева в халате. Я знал, она меня недолюбливает. Несколько раз мы приглашали ее к обеду, и однажды вечером, когда Сив вышла в туалет, она стала ко мне клеиться. Я сказал «нет», и после этого никакого спасу от нее не было, так и крутилась возле меня и к Сив ревновала. Ужасно ее оскорбило, что я не захотел изменять жене.
— Она в полицию уехала.
— Когда? Давно?
— Нет, несколько минут назад.
Я двинул в управление.
В дежурке был Хенрик и какой-то народ из Красного Креста. Заметив меня, Хенрик спросил, как дела у деда.
— Он умер.
— Когда это случилось?
— Примерно час назад.
— Черт… Мне очень жаль.
— Спасибо.
Я пошел дальше. По коридору сновали люди, наперебой тарахтели телефонные звонки, Коре Нурдагуту махнул мне рукой и крикнул, что я должен надеть форму, нам надо ехать в горы, в Лёурдал, там горит скотный двор, где заперты шесть сотен свиней. Я выезжал на такой пожар два года назад, занимался отстрелом. Стоял на тракторном прицепе и сквозь разбитые окна расстреливал горящих свиней. Это зрелище и запах мне никогда не забыть; вся округа на несколько километров провоняла горелым беконом. Вдобавок они жутко кричали, прямо как люди. В конце концов я не выдержал, слез с прицепа, работу закончил Ролф. Коре я сказал, что подменюсь, но, может, для меня найдется что-нибудь другое, связанное с паводком.
— Пожар тебя не устраивает? — спросил он.
— Ладно, поеду, — сказал я, прошел к себе, отпер дверь, взял ключи от гардеробного шкафчика, вышел в коридор. Мимо спешил один из юристов.
— Хуго Йёрстад заходил, хотел взглянуть на свое дело семьдесят пятого года, — сказал он.
— Что-что?
— Хотел посмотреть материалы расследования по факту гибели отца.
— Ну и как, посмотрел?
— Я разрешил ему полистать дело в моей конторе. Не надо было этого делать?
— Не знаю, — сказал я.
— Все плохо?
— Не знаю.
Я пошел в гардероб переодеться, но по дороге передумал; конечно, надо спешить, но я не мог не заглянуть в архив, прямо сейчас. Глупо, конечно, только ведь ничего не изменится — что случилось, то случилось. Я принялся искать папку, ее переставили, поиски затянулись, и надолго, так что у Коре Нурдагуту лопнуло терпение и он пошел за мной.
— Где этот разгильдяй? Кто видел Санна? — громко вопрошал он в коридоре.
Я спрятался за архивным шкафом. Коре распахнул дверь, секунду постоял на пороге, снова захлопнул дверь и затопал дальше, продолжая разоряться:
— Вечно с ним так! Сперва болеет, потом… Эй, погоди!
Я чувствовал себя хреново. Хорош полицейский — спрятался от начальника.