Pavor Nocturnus

— Я думал, ты ненавидишь меня.

— Могу сказать то же самое — кто сидел, проклинал меня всю дорогу от фабрики!

— Нет, я не… Просто твои слова задели меня. Я понимаю, что ты не должен со мной ходить, но папа ответил так же, что занят и не хочет, а старшего брата у меня нет. И я знаю, что я скучный, глупый, иногда раздражаю, поэтому он не любит меня и не хочет проводить со мной время. Другие мальчики тоже так считают, а мне бы хотелось друга-мальчика — Ви просто замечательная, но это другое… Ты мне понравился, и я тоже старался понравиться тебе, думал, ты пойдешь, потому что мы друзья. Но если не хочешь, я не буду приставать к тебе после выступления.

Я не перебивал, ждал, пока выльется этот компот проблем и низкой самооценки с кусочками застенчивости, а потом случилось что-то странное. Руки сами потянулись к нему с двух сторон, упали на спину и притянули к животу, чтобы перестал молоть всякую чушь о себе — в общем, да, я обнял его, первый и по своему желанию, даже потрепал по голове, чего тут еще сказать. Телячьи нежности совсем расклеили ДеВи, он пустил пару слез мне на рубашку, а я старался не подхватить мелодию и ритм, так и стояли пару минут, но хорошего понемножку.

— Слушай, — сказал я и отлепил его от себя, — ты отличный парень, прямо-таки показательный пример того, что иногда яблоко от яблони за километр ветром уносит. В последние пару дней я узнал о чудо-игрушках, монстрах, проник в кабинет начальника, просидел в школьном подвале и побегал от маньяков, а это все можно назвать как угодно, но точно не скучным! Поэтому не выдумывай — ты лучший местный паршивец, каких еще поискать надо! И насчет дружбы… ты это брось — любимая девчонка тоже может быть другом, и я уверен, эта твоя Вио-как-ее-там с радостью выслушает все тучи на душе. А если прям мужские-мужские вещи нужно будет обсудить, можешь смело топать к своему другу Армани. Теперь у тебя есть друг-мальчик, прошу любить и жаловать!

— Правда?

— Мне татуировку на лбу набить, что ли? Я согласен максимум плюнуть и пожать друг другу руки.

Хорошо, хоть он отказался от последнего, а то я уже представил эту гадость, а вот плохо, что накинулся и стиснул живот так, что мне чуть ли не по-большому захотелось.

Удивляюсь я этим соплякам — раз-раз, смахнул слезы, поправил одежду, и вперед с новыми силами кошмарить мир, как будто ничего и не было. Еще и возле туалета нас поджидала Тонконожка, тоже набросилась на него, вжалась, прямо-таки жалостливо втерлась, небось, уши развесила перед дверью и все слышала, но держала язык за зубами. Аж скулы свело от умиления — сладкая парочка, сладкая сцена, я так диабет подхвачу с ними, хотя два дня назад меня стошнило бы сразу, так что это уже прогресс. Дружным строем мы вернулись в холл и закончили поделку последними штришками на парусах, даже вывели название на борту — Пульчиозетта[5], как бы мал да удал, разгромит всех и вся!

И тут как раз затрещали динамики под потолком, мол, срочно проходите в актовый зал за углом и налево — вся детско-родительская толпа смиренно потащилась туда, да и у меня не было сил бунтовать. Помещение оказалось громадным, хоть цирк со слонами устраивай, везде грядки кресел с бордовой обивкой, а на сцене мельтешат сопляки разной степени зрелости и что-то бубнят в смешных костюмах под крики Элизы. ДеВи с Тонконожкой ускакали к местному актерскому составу за кулисы, и мне стало неуютно в этом столпотворении. Я знал только Элизу, но она явно была занята, да и лучше не мозолить глаза лишний раз, там еще прошлые мозоли не рассосались.

Родители разбились на два лагеря, как дети малые, то бишь деловые шишки сидели на верхних рядах с серьезными минами, будто обсуждали проблемы мирового бизнеса, а те, кто не подтирался купюрами, болтали у столика со сладостями и выпечкой… Я как только увидел эту красоту, чуть не захлебнулся и позабыл обо всем на свете — сколько же там всякого было, сладкие пироги, печенье, эклеры, торт и горы конфет, настоящий утерянный рай и второй день рождения. Уже через три минуты я с жадностью уминал убийственную дозу сахара, и аппетит не портили даже два хищных темно-желтых глаза сверху. Рожа Змеевидного папаши презрительно кривилась с каждой секундой, мол, я не просто все еще тут, но и бесстыдно пожираю купленный за их счет стол. Пошла к черту, гадюка серебряная, — имею право есть, сколько влезет, а влезет еще много, не сомневайся!