К моему великому счастью, бурный поток заказов нахлынул подобно струе холодного душа, смыв все глупые мысли и переживания. Следующие несколько часов прошли в обыденной суете: заказы, приготовление, столик, и все это повторялось мучительной петлей час за часом, день изо дня, из года в год. Разумеется, в одиночку я чисто физически подолгу справлялся со всем этим, а порой путал столики или забывал приложить трубочки. Лишь к полудню я, задыхаясь от перебежек в душном костюме, наконец обрушился на стул позади барной стойки и на пару минут скрыл себя от чужих глаз. Беличья голова вместе с моей опустилась на столешницу, а мысли заструились, сменяясь одна другой в считанные секунды, как вспышки искр.
Погрузившись в грезы, я представлял себя на месте этих юнцов, многие из которых не осознавали своего счастья, принимая все это как данное. Я же просто мечтал провести день, какой мы проводили с отцом в детстве, обнять
Вдруг на барную стойку упали тяжелые руки, зашелестев страницами меню, застучали пальцами.
— Нам, пожалуйста одно крем-брюле мороженое и два молочных коктейля — ванильный и шоколадный. Хоть разик попробую, что за напитки такие. Так-так, — он открыл кошелек и задумчиво осмотрел купюры, — а с сотни сдача будет?
Так вот в чем причина моего замешательства: голос в страшной степени походил на голос моего отца в те его молодые годы, хотя, быть может, это память нахально сглаживает отличия. Что удивительно, ни внешности мужчины, ни мальчика лет пяти-шести, что стоял рядом и смотрел на меня несколько испуганными глазами, я ничуть не запомнил. Мое внимание заострилось на двух других, казалось бы, маловажных вещах: портмоне в одной руке мужчины и широкой дорожной сумке в другой. В раскрытом портмоне, точно дьявольски подмигнув, блеснула пропускная карта, на которой, кроме имени и должности, виднелся знакомый знак… А когда они рассчитались и направились к столику, я жадно осмотрел и ту широкую сумку, а вернее, ее содержимое — однотонную синюю униформу и цветастую кепку «Тедди’с Хоум». И тогда детали этой скромной мозаики сложились в одну общую, более ужасающую картину. Вчерашний вечер и этот новый день даже человека, который не верил во влияния на его жизнь извне — каким, к слову, считал себя и я — подтолкнули бы заметить череду странностей. Накануне я обнаружил игрушку отца, а утром в кафе жизнь наглядно показывает мне о возможностях упущенных и позже… предоставляет свежие? Неужто судьба отчетливо велит нам встретиться? Что ж, Бенедикт Савва, я не упущу этого шанса хотя бы для того, чтобы взглянуть на удивленное и, надеюсь, покалеченное малиновым стыдом лицо.
Пока я управлялся с аппаратом, взбивающим молоко, пока наполнял вафельные рожки шариками мороженого, мысли мои витали в далеких глубинах разума. Скроенный наскоро план не отличался хитростью и тем более безопасностью, но в тот сумбурный момент это было лучшее, что я мог предпринять. Я медленно продвигался с подносом между ныне пустующими столиками и нервно кусал губы в своей дурной привычке детства. К этому часу кафе заметно поредело, и все же слева от мужчины с мальчиком сидела (впервые за день) рыжеволосая девушка с молодым человеком, мимолетный любопытный взгляд которой вполне мог уличить меня в незаконности действий.
— Ваш заказ, — начал я намеренно тихо и с дьявольской лаской в голосе, — мороженое и коктейли. И поспешу осчастливить: сегодня вы наш пятидесятый по счету гость, и вам положен свежий вишневый морс за счет заведения.