— Шутишь, что ли, без этого никуда! Это как часть жизни и один из первых учителей. Однокласснички у меня были не сахар, мягко говоря, для некоторых подножка как «привет», толчок как «спасибо», подзатыльник как «не за что», а плевок просто так, забавы ради. Тут главное показать, что ты бешеный псих и с тобой лучше не связываться, а то так и не отстанут никогда. Вот и приходилось частенько пускать в ход кулаки, признаю, но по-другому какой-нибудь огрызок карандаша или собственный стул не отстоять.
— А научишь меня?
— Отец не показывал тебе хоть какие-то приемы? — спросил я, хотя прекрасно представлял ответ.
— Нет… Он, наверное, скажет, что драться нельзя.
— Хотел бы поспорить, но в этом есть доля правды… И это легко поправимо, а вот трусость нет. Я видел, как ты храбро полез на того гаденыша, который старше и больше тебя, и, по-моему, мы здорово проучили его.
— Это ты проучил… Ты! А должен был я! — Он повернул голову, щеки вздутые, красные, как томаты на грядке, кулаки так и чешутся кому-нибудь врезать, а на глазах слезы. — Я слабак, Армани, и драться я не умею…
— Вот-вот, поэтому сбавь обороты. У тебя шанс заработать фингал выше, чем поставить его, а какой тогда в этом смысл.
Я понимаю, что не проходил курсы поддержки сопляков, но ДеВи аж подскочил от возмущения, крикнул, мол, спасибо, утешил, так утешил, и карикатурно повернулся спиной ко мне.
— Так, ты не истери тут, а слушай и наматывай на свой пока еще метафорический ус. Итак, краткий экскурс в общении с уродцами… Первое, на обзывательства даже внимания не обращай, рук не хватит всех на место ставить, да и мест во всем мире тоже. Два исключения из этого правила — это когда распускают язык на друга или твою подружку, тут уже можно и вступиться, по настроению. Второе, лучшая драка — та, которой не было, поэтому-то у человека от тела отходят два длинных костыля, ногами называются, и ничего стыдного в этом нет, кто бы там что ни говорил. Но если уж убежать не получается, то остается пустить в ход верхние костыли, руками называются. И тут либо методом проб и ошибок на практике, либо сначала в теории, на секции по борьбе, я имею в виду. Запишись, осваивай потихоньку, и через пару лет будешь разбрасывать всех направо и налево.
— Мне нужно сейчас, а не когда-то там! Если бы ты не пришел… я бы не отобрал игрушку, и Виолетта могла бы…
Ему повезло, что дверь в подвал хлопнула и все раздражение ушло на второй план, а то я бы высказал за неблагодарность — я тут кучу решений проблемы выдаю, а ему все не нравятся. Мы навострили уши в ожидании мелюзги, но никто к нам не шагал и не вякнул что-нибудь для приличия, мол, это не директор и не какой другой школьный монстр, да и на сквозняк не похоже, больно тихо и аккуратно. Стало неспокойно, как курице перед землетрясением, и я помчался в коридор со скоростью олимпийского чемпиона, будто пол за мной обваливался в пропасть. ДеВи подхватил идею, но уверенно глотал пыль позади.
Я впечатался в дверь на полном ходу, чуть плечо себе не сломал, еще и мелкий уперся мне в зад — по всем законам физики та должна была распахнуться настежь, но застыла, как на клей посаженная. Если это и монстр, то явно полтергейст с телекинезом, потому как ни толчки ладонями, ни жалобные скребки ногтями не убедили этот кусок металла поддаться.
— Это что еще за дела!
— Такие вот дела, — квакнул знакомый писклявый голос, такой трудно забыть даже при всем моем желании.
Чтоб мне провалиться, вот кого-кого, а Богатую Выскочку я ожидал услышать здесь меньше всего! Я заколотил в дверь под короткие очереди смеха с той стороны, и какие только гадости не кричал на родном языке, обидные, ужасно неприличные, но она заслужила.
— Это за то, что я чуть не убилась на фабрике. Еще и друга моего ударил, дебил!
— Так, если ты сейчас же откроешь, я даже обещаю представить, что мне все это приснилось.
— Ага, мечтай! Будешь сидеть тут, пока не извинишься.
— Да я лучше съем свои кроссовки!
— Ха-ха-ха! Да-да, тебе так и придется, потому что уборщики найдут тебя через пару дней.
Черт, а это уже не смешно — такие, как она, и правда могут закрыть нас и никому не сказать, причем даже если я поклонюсь в ее пухлые копытца и расцелую каждую пылинку на туфельках! Трижды я с готовностью набирал воздух, аж рубашка трещала на пуговицах, но не смог выдавить из себя ни звука. Можно, конечно, застучать граблями, пошуметь газонокосилкой, закричать уж на худой конец, но это спугнет ее и соберет сюда полшколы в придачу, а я такое просто так не оставлю.
— А знаешь, мне и правда жаль… Мало того, что ты не вынесла урок, так еще и мне выговор сделали. Надо было сразу послать вас с нянькой и даже руки не марать о такую гадость!