Pavor Nocturnus

Я прекрасно понимал, что с детства моя внешность полностью изменилась, однако на душе и в груди стало так гадко и тяжело, что я положил руку на сердце, точно в вежливом приветствии. Что мне еще оставалось, кроме как обескураженно глядеть на борозды морщин, впалые сухие глаза и посеребренную шевелюру, удивительную более всего остального — моя же плешь неумолимо расползалась по темени! В целом, по виду он истощал бодрость, живость духа и неплохо сохранился для своего шестого десятка лет, быть может, даже тренировался и ухаживал за собой, как это делают истинные нарциссы. И отчего мне представлялось, что я встречу жуткую мумию (моего прошлого), чей бальзамический раствор (лишь благодаря памяти) не позволяет телу превратиться в прах… О нет, этот мерзавец процветал и физически, и ментально — жаль лишь, что не духовно! Всего двадцать минут назад он пускал ласковые слова незнакомому ребенку, точно самый благостный родитель в мире, а меня, родного сына, встретил криками и гримасой ненависти. Я вмиг ощутил себя маленьким мальчиком и задрожал под натиском этих карих копий, со всем зверством проклиная науку генетику!

— Папа, — прохрипел я возмущенным, высоким голосом, едва сдерживая несвойственные мне слезы. Быть может, и настолько тихо, что неразличимо за той во всех смыслах пропастью между нами.

— Тебе не следует здесь находиться — прочь! Прочь, я сказал!

Позабыв обо всем на свете, я устремился вверх по ступеням, поднимая клубы пыли ботиночной яростью, и вырвался наружу с таким выражением лица, что напугал мисс Рей. В гневе мне с трудом удавалось сдерживать безрассудство: я пнул кучу игрушек, которые валялись на полу, и те разлетелись картечью, а по выходе из комнаты с грохотом обрушил следом за собой один из стеллажей. В раздевалке я со всей доступной мне в тот миг аккуратностью сбросил рабочий фартук Рональда Рида и скорым образом покинул фабрику, словно само это место было отравлено и причиняло вред более всех ядов и паралитических газов. Изумленная девушка кинулась за мной по дороге к автобусной остановке, пока я кое-как плевался обрывками фраз из возмущенного, сжатого горла.

— Вернитесь, постойте! — кричала она, видимо услышав в межстенном эхе весь наш недолгий разговор. — Вы не поняли друг друга! Это недоразумение…

— Для меня больше не существует этого человека, мисс Рей, и точка! — взревел я, когда волею судьбы автобус остановился напротив нас. Я вбежал в салон в приятном одиночестве, бесконечно желая провести час наедине с собой, скомкать паутину мыслей и выбросить этот гадкий ком в ведро забвения!

Алек Рей

28.09.199 X г., 07:55 PM

Главный вход в офис полиции

Мало кто сомневается, что публичные наказания позором остались в Средневековье. Ведь в цивилизованном XXI веке нет ни позорных столбов, ни самого акта их исполнения. Но правда ли, что люди отказались от удовольствия выместить горе на другом человеке? Именно горе. Счастливый человек не будет этого делать. Правда ли общество не совершает таких действий? Не забрасывает политиков камнями? Не смеется над бедно одетыми одноклассниками в школе, коллегами на работе? Если детоубийцу найдут раньше полиции, граждане нашего города будут настаивать в лучшем случае на смертной казни. В худшем — электрический стул на виду у всего города. Хуже всего, что это может коснуться невиновного. Увы, наказания позором исключены только официально, на бумаге. Столбы исчезли, шествия не проводятся, но суть морального унижения осталась.

Этим утром я участвовал в похожем мероприятии. Участвовал в роли виновника.

Двигатель автомобиля заглох. Стало предельно тихо. Беззвучность сдавливала череп с боков, и висках стучало, чувствовались ритмичные уколы головной боли, заставляющие стискивать зубы. Тишина медленно убивала: гул механики, свист транспортного движения за стеклом и сосредоточение на езде заглушали собственные мысли. Теперь я остался с ними наедине.

Ладонь в кожаной перчатке все еще сжимала руль, создавая скрип от напряжения, указательный палец ритмично стучал по пластмассе. Я непрерывно смотрел в одну точку, куда-то между двумя кирпичами стены, возле которой остановился. Чтобы не видеть в боковом окне здание полиции. Постепенно в центре темнело, но периферическим зрением различалось живое черное пятно с редкими темно-синими вставками. Рябило, перетекало из стороны в сторону, но оставалось в пределах своего места, как вода в покачивающейся кружке. Я знал, что это было. Привычный маршрут на работу открыл вид, и я мгновенно понял горькую суть, хотя быстро перевел взгляд на дорогу. Просто не мог смотреть.

Может, и повезло. Иначе неприятность застала бы врасплох, без времени на подготовку. Скорее морально.