Pavor Nocturnus

— Ага! — сказала она мощным высоким всплеском голоса, рассматривая кнопки. — Панель старая, примерно пятидесятилетней давности, и пользовались ею столько же, из-за чего некоторые цифры подстерлись. У человека на кончиках пальцев скапливается пот, в котором есть соли и кислоты. При долгом воздействии любое покрытие со временем разъедается. Самая стертая — тройка, ее уже не видно, а значит, она нажималась первой, когда палец был наиболее… влажным. Дальше сложнее, но если я правильно понимаю… «3105». Вам это число о чем-нибудь говорит?

Разумеется, я не мог не различить в этом наборе цифр дату моего рождения, однако, сам не понимая причины, отрицательно покачал головой. После краткого выдоха мисс Рей решилась набрать этот код, долго удерживая палец над последней пятеркой. В центре помещения раздался щелчок механизма, и плотно прилегающие створки люка в полу приоткрылись. Моя новая знакомая обернулась с видом гордости на лице, словно ожидая похвалы, какой и вышло мое молчание в дуэте с распахнутым настежь ртом. Я удивился, откуда ей все это известно, но она лишь добавила, что, к нашей удаче, код состоит из разных цифр, иначе, будь он, к примеру, «0404» или (математически наихудший вариант) «0010», мы бы вряд ли справились, особенно если здесь имеется система оповещения… Интересно уж, генетическое ли это или Алек Рей намеренно передал ей часть своих знаний?

— Мистер Фирдан, почему вы ненавидите игрушки? — сказала она и, не дав мне оправиться от неожиданности, продолжила: — У вас к ним не просто ненависть, а настоящее отвращение, паника, страх — вы стараетесь не приближаться к ним и даже не касаться, а при любом упоминании этого слова нервно перебираете пальцами правой руки, что вы сделали и сейчас. Я думаю, кое-что вы не рассказали сегодня в кафе, а именно это и должна быть причина.

— При всем уважении, мисс Рей, прошу не лезть в мою личную жизнь!

— При всем уважении, мистер Фирдан, — сказала она леденящим душу тоном, от какого краски комнаты вмиг потускнели, — я хочу знать, почему у Виктима нет игрушки.

— Откуда вам известно имя моего сына?

— В центре только одна школа, мистер Фирдан, да и сейчас волей-неволей все друг друга знают. И все-таки почему…

— Потому что это непотребство, абсолютно ненужная вещь, отвлекающая детей от таких истинно важных дел, как, во-первых, учеба, во-вторых, помощь родителям, и в-третьих, общение со сверстниками.

— Возможно, себя вы и обманете этим, а меня — нет… Папа часто говорит, что у всех человеческих поступков есть причина и следствие. Поделитесь же вашей проблемой! Может… я смогу помочь.

— Я ничего не намерен вам рассказывать, доказывать и тем более просить помощи! Отойдите с пути и дайте, мне уже наконец, пройти!

Мисс Рей посторонилась, а я энергично, но бесшумно раскрыл дверцы люка и встал на первую ступень в зудящем желании быстрее покончить с этим. Расстегнув ворот рубашки, чтоб пустить больше крови к голове, я спускался все ниже, и, несмотря на жемчужные бусы ламп над головой, дважды моя нога соскакивала с сыпучих, словно древнеегипетских выступов. Шумное дыхание посвистывало невдалеке, и скрипели ножки стола в дуэте с наконечником авторучки… Я замер на ровной площадке, от которой исходил последний десяток ступеней, и с неизвестным мне самому мотивом оглянулся на свою спутницу. Уже в тот миг ее грустная, удивительно мудрая улыбка блестела мазутным отражением минутного будущего.

После резвого спуска я звучно ступил на порог подвального помещения и за то краткое мгновение сумел рассмотреть одежду моего отца: старые туфли, затертые брюки, пиджак, приобнявший спинку стула, и рубашку, рукава которой были подвернуты до локтей. Этот человек сидел за столом, единственным предметом мебели в сырой подвальной комнате; обнажив жилистые мускулистые руки, он направлял все внимание на тонкую работу пальцев с крохотным инструментом в руке — что-то клеил, прикручивал, паял… и вдруг повернул голову на стук подошвы.

— Рональд?! — изумился он, и толстые квадратные очки еще сильнее сползли к самому кончику носа. — Ради всего святого, как ты сюда попал?!