Павшее Королевство

Она до сих пор не подняла взгляда.

Я не понимала, что отхожу назад, пока не врезаюсь в Киарана.

— Ты думаешь, я жестокий, — когда не отвечаю, он продолжает: — Это то, что она делала тысячи лет с твоим видом. Каждую ночь. Она не заслуживает ни капельки жалости.

— Что насчет того, что делал ты? — не могу ничего поделать, кроме как спросить. Он, может, и носит покаяние за тех, кого убил, на своей коже, но это не сравнится с этим. — Какое твое наказание?

Он не читаем, настолько это разочаровывающе. Ненавижу, когда не могу сказать, о чем он думает.

Киаран бросает руку с моего предплечья.

— Я отдал свое сердце человеку, — он уходит прежде, чем я успеваю ответить.

После мгновения замешательства я следую за ним.

Когда мы подходим, Сорча так и не поднимает взгляда. Ее темные волосы блестят в лунном свете, свисают прямо до бедер. Они прячут ее лицо, словно занавес. На ней тонкое черное платье, которое покрывает ее от запястий до лодыжек, на подобие того, что женщины могли бы надеть на похороны. Она выглядит такой маленькой, таким образом, ее плечи склонились вперед, руки повисли в невесомости. Цепи — это единственное, что держит ее прямо.

Такой ужасный вид, что очередная волна жалости накатывает на меня. Она только возрастает, когда мы приближаемся, и ее короткие, хриплые вдохи заполняют мои уши. Я дрожу, когда слышу их.

Ненавижу этот звук.

Быстрые, задыхающиеся вздохи животного в такой агонии, что это единственное, о чем они могут думать. Если бы я услышала такое во время охоты, я бы быстро убила создание. Это было бы правильно сделать. Это было бы милосердием.

Из первых уст знаю, что такое боль. Я дышала так же после "допросов" Лоннраха.

Мы останавливаемся перед ней, и под каскадом ее волос, я вижу, как окровавленные губы Сорчи изгибаются в улыбке. Той, которой она не одурачит меня.

— Пришел позлорадствовать, Кадамах? — ее голос грубый, как будто она до этого кричала. — Или ты здесь просто понаблюдать и насладиться моим наказанием? Не понимаю, почему ты вообще отказался от своей короны. Тебе идет быть Неблагим.

— Думаешь, я наслаждаюсь этим? — голос Киарана звучит уставшим. — Я никогда не хотел быть твоим Королем.

— Хотел когда-то, — смех Сорчи больше похож на то, будто она давится. — Ты был согласен убивать ради этого. Прежний ты посмотрел бы на всю эту кровь и сказал бы, что это все отходы. Что мне нужно бы истечь кровью досуха.

Внезапная картинка врывается в мои мысли. Сорча у шеи моей мамы, зубы впились в ее кожу. Когда она отрывается, губы покрыты кровью мамы. Она отмечается на ее бледной коже так же четко, как нефть на фарфоре.

У меня не получается сдержать звук, вырывающийся из моего горла.

Сорча резко вскидывает голову, ее глаза сужено смотрят на меня через завесу ее густых черных волос. Затем она откидывает голову назад и смеется, гортанный царапающий звук, который эхом разносится в ночи, наполовину безумный.

— Для человека ты прям-таки не знаешь, как оставаться мертвой, да? — ее улыбка режет меня, будто лезвие. — Мне следовало вырвать твое сердце и съесть его. Как я сделала это с твоей мамой.

Меня поражают воспоминания того, что когда-либо сделала Сорча. Ночь, когда она убила мою маму. Боль от ее меча, погружающегося в мою грудь. Резкое, ужасное царапанье металла сквозь сухожилие, мышцу и кость в моем теле, чтобы ударить прямо в сердце. И Киаран, смотрящий на меня, когда все это случилось. Она забрала у него единственный выбор, который он сделал сам: не быть Королем.

Мои мысли, должно быть, очевидны. Сорча только сильнее смеется — высокомерный, издевательский смех, который говорит: "Я не сочувствую тебе. Мне плевать на тебя. Я беспощадна".

— Ты был прав, — скованно говорю Киарану. — Она заслуживает этого.

Сорча выдает грубое самодовольное хихиканье.

— Ох, только не говори мне, — произносит она, — что ты увидела меня, висящую здесь, и тебе стало жалко меня. Как мило.

— Кратковременное упущение в памяти, суждении и здравомыслии, которого больше не будет.

— Она такая болтливая, маленькая человеческая девчонка, Кадамах. А я-то думала, что ты предпочитаешь своих зверушек молчаливыми.

— Они никогда не были молчаливыми, — буднично отвечает Киаран. — Ты могла их не слышать из-за постоянного шума, исходящего из твоей широко открытой ловушки.

— Ну, возможно, и не молчаливые, — говорит она с милой улыбочкой. — Но всегда на коленях.

Делаю резкий шаг к ней, но Киаран останавливает меня, положив руку на плечо. Он снова спокойный, практичный Киаран. Я благодарна, по крайней мере, за это. Особенно теперь, когда мы в самой худшей из возможных ситуаций.

Киаран наклоняется, повернув голову так, чтобы Сорча не могла услышать или прочитать по губам.

— Она пытается вывести тебя из себя. Сорча не очень хорошо реагирует на жалость.

— Что ты предлагаешь?

Он кладет палец под мой подбородок, призывая меня встретиться с его взглядом. Неосознанно вздрагиваю. Эти прекрасные лиловые радужки никогда уже не будут такими, какими были однажды. Никогда такими же ясными. Они — напоминание того, что Неблагой в нем постоянно там, едва сдерживаемый.