Паж герцога Савойского

— Седьмым, — продолжал бродяга, — был некий Мартен Пильтрус. Это был, как говаривал господин де Брантом, учтивый дворянин, а погиб он из-за досадного недоразумения. Однажды господин де Монлюк проезжал через какой-то городок, где его приветствовали все городские чиновники, кроме судей; господин де Монлюк решил отомстить за такую невежливость, а для этого навел справки и узнал, что в тюрьме города содержатся двенадцать гугенотов: их должны были на следующий день судить. Он явился в тюрьму, вошел в общую залу и спросил: "Кто здесь гугенот?" В этой зале находился уж не ведаю в чем обвиненный Пильтрус, он знал, что господин де Монлюк — ярый гугенот, и понятия не имел о том, что тот сменил религию, как и барон дез’Адре; и вот Пильтрус решил, что господин Монлюк спрашивает, кто здесь гугенот, с целью их освободить; оказалось, вовсе не так — с целью их повесить! Когда бедный Пильтрус понял, в чем дело, он стал протестовать изо всех сил; но протестовал он напрасно, было принято во внимание только его первое заявление, и он был повешен высоко и сразу, двенадцатым по счету. А кого схватили на следующий день? Конечно, судей, кому некого больше было судить… Но Пильтрус был уже мертв.

— Requiescat in расе![50] — сказал один из слушателей.

— Это по-христиански, сударь, — сказал нищий, — и я благодарю вас за своего друга.

— Приступим к восьмому, — предложил чей-то голос.

— Восьмого звали Жан Кризостом Прокоп; он был из Нижней Нормандии…

— Король, господа! Король! — раздался чей-то крик.

— Ну-ка, спрячься, бездельник, — сказали нищему молодые дворяне, — и постарайся не оказаться на пути его величества, потому что он любит красивые лица и изящные манеры.

Король и в самом деле вышел из своих покоев; по правую руку от него шел герцог де Гиз, а по левую — кардинал Лотарингский. Король был, по-видимому, сильно опечален.

— Господа, — обратился он к дворянам, ставшим по обе стороны прохода и старавшимся спрятать как могли за своими спинами человека без одного глаза, одной руки и одной ноги, — вы ведь часто слышали от меня о том королевском приеме, что оказал мне герцог Эммануил Филиберт Савойский, когда я был в Пьемонте?

Молодые люди поклонились в знак того, что они об этом помнят.

— Так вот, сегодня утром я получил горестное известие 0 его кончине, которая имела место в Турине тридцатого августа тысяча пятьсот восьмидесятого года.

— И конечно же, государь, — спросил один из Сорока Пяти, — кончина этого принца была прекрасна?

— Достойная его кончина, господа: он умер на руках у сына, успев сказать ему: "Сын мой, пусть моя смерть научит вас, какой должна быть ваша жизнь, а моя жизнь — какой должна быть ваша смерть. Вы уже в том возрасте, когда способны управлять государством, которое я вам оставляю; позаботьтесь о том, чтобы передать его вашим детям, и будьте уверены, что Господь будет хранить его, пока вы будете жить в страхе Божьем!.." Господа, герцог Эммануил Филиберт был в числе моих друзей; я буду носить траур по нему восемь дней и восемь дней буду слушать поминальную службу. Кто поступит как я, доставит мне удовольствие.

И король продолжил путь к часовне; дворяне пошли за ним и благочестиво прослушали обедню.

Выйдя оттуда, они стали искать нищего, но нищий исчез. И вместе с ним исчезли кошелек Сент-Малина, бонбоньерка Монтегю и золотая цепь Вилькье.

У бродяги оставалась одна рука, но, как видно, он умел ею пользоваться.

Трое обворованных поспешили узнать, так же ли хорошо он пользуется своей одной ногой, и побежали к воротам, чтобы выяснить у часового, куда делся хромой нищий, с которым они разговаривали полчаса назад.

— Господа, — ответил часовой, — он скрылся за Малым Бурбонским особняком; уходя, он вежливо сказал мне: "Сударь, может быть, благородные сеньоры, с которыми я только что беседовал, захотят знать, как звали двух моих последних товарищей, и как зовут того, кто пережил их всех. Мои два товарища, которых звали Прокоп и Мальдан, были: один — из Нижней Нормандии, а другой — из Пикардии, оба весьма сведующие в праве; первый умер в должности прокурора в Шатле, а второй — доктором в Сорбонне. Меня же зовут Сезар Аннибаль Мальмор, и я весь к их услугам, будь я на это способен.

Вот и все известия, дошедшие о последнем члене сообщества до Сорока Пяти и до нас.

Случай решил так, что тот, кто должен был погибнуть первым, каким-то чудом пережил всех!

КОММЕНТАРИИ