Печаль на двоих

Арчи даже не пытался ее отговорить.

— Когда ты вернешься?

— Пока не знаю.

— Но когда будешь знать, позвонишь мне?

— Конечно. — Она улыбнулась и наклонилась его поцеловать. — Может, к тому времени ты уже распакуешь свои чертовы ящики.

Джозефина почти дошла до Вестминстерского моста, когда услышала, что он ее окликнул.

— Что ты сказал?! — Она постаралась перекричать шум машин.

— Я сказал, чтобы ты подумала о себе. — Арчи бросил на землю окурок и встал со скамьи. — Не обо мне. Не о Лидии. И даже не о своих родных. О себе.

ГЛАВА 16

Джозефина, с журналом «Фильм уикли» под мышкой, медленно поднималась по склону холма к Краун-коттеджу. Это позднее утро в Инвернессе было серым, тихим и туманным. Погода, похоже, пошла на компромисс и теперь предлагала нечто среднее между мартовским солнцем, заливавшим светом вершины Грампианских гор, когда Джозефина отправлялась на юг, и снегом, обволокшим их снизу доверху к тому времени как она вернулась домой. Природа наконец-то смиренно приноровилась к декабрю, а в душе у Джозефины по-прежнему царил разлад. Она бросила взгляд в сторону железнодорожной станции, маячившей вдалеке на фоне темной горы Бен Уивис, и, проводив взглядом эдинбургский поезд, лениво вползавший в сельский пейзаж, подумала, что если еще две недели назад дорога в Лондон казалась ей путем к живительному источнику, теперь у нее на сей счет были весьма серьезные сомнения.

— Вы сегодня в чести! — раздался веселый голос с другой стороны дороги.

Джозефина помахала рукой девушке-почтальону, а у самой при одной мысли о пачке счетов, просительных писем и каталогов на душе стало муторно. После возвращения из путешествия на нее вечно сваливалась вся эта занудная почта, а пройдет день-другой — и на коврик бесцеремонно посыплются рождественские открытки.

— Дженни, вы не могли бы всем сказать, что я переехала? — проворчала Джозефина. — Сколько же их там?

— Восемь писем и посылка. Я вам оставила их на крыльце.

Джозефина поблагодарила почтальона и, чтобы избежать встречи с соседями, принялась взбираться по узким ступеням черного хода. «Интересно, от кого же посылка». Наверное, вернули вещи из прачечной, хотя она не могла вспомнить, чтобы туда что-то посылала. Джозефина подняла пакет, увидела на нем адрес книжного магазина на Оксфорд-стрит, улыбнулась и стала искать сопроводительное письмо; оно было написано почерком Марты, и два письма тоже оказались от нее.

Не успела она закрыть за собой переднюю дверь, как из кухни, с мокрым полотенцем в руках, вышла служанка.

— Слава Богу, мисс Тэй, что вы вернулись. Каминная решетка в гостиной выпадает, а теперь еще течет вода под кухонной раковиной. Я уж как могла там протерла, но если сегодня не починят, у нас весь дом зальет.

«До чего же быстро на меня обрушилась реальность», — подумала Джозефина, выслушав этот перечень несчастий, похоже, свалившихся на Краун-коттедж за последние полтора часа. Она всмотрелась в озабоченное лицо служанки, и ей сразу захотелось остаться одной. Положив почту на столик в прихожей, Джозефина неторопливо вынула из рук служанки мокрое полотенце и вошла вместе с ней на кухню.

— Морэг, почему бы вам не взять сегодня выходной? У вас в мое отсутствие было столько хлопот — вам надо хоть немного отдохнуть.

Служанка посмотрела на хозяйку с изумлением:

— Но я еще даже не начала распаковывать ваши вещи!

— Я этим позже займусь сама, — твердо сказала Джозефина. — Пойдите и купите подарков к Рождеству… В общем, делайте что хотите.

— А как же быть с этой протечкой?

Джозефина чуть не высказалась о протечке в выражениях, за которые ею гордилась бы даже Ронни, но сдержалась.

— Перед тем как уйдете, подставьте под нее ведро, а я позабочусь об остальном. — Она помогла Морэг надеть пальто. — Кто-нибудь звонил, пока меня не было?

— Звонила ваша сестра. Они с мистером Дональдом приезжают на следующей неделе в четверг вместо пятницы. А ваш отец сказал, что на ужин не придет, — просил, чтобы кушали без него.

Услышав, как стихают на дорожке шаги Морэг, Джозефина с облегчением вздохнула, пытаясь вспомнить, когда в последний раз оставалась в своем доме одна на целых восемь драгоценных часов. В комнате все еще пахло цветами Марты. Этот запах, витавший в вагоне ночного поезда, сопровождал ее всю дорогу из Лондона в Инвернесс, напоминая — если такое напоминание было необходимо, — что в ее жизни появилось то, от чего сбежать не так-то просто. Она взяла почту, прошла в заднюю часть дома, в маленькую гостиную с камином, и, опустив ноги на плиту перед ним, села разбирать почту.

Книга оказалась романом «Грозовой перевал» — чудесное издание в кожаном переплете с золотым тиснением и еще не разрезанными страницами. Когда она сказала Марте, что не читала этот роман, та, не в силах поверить, восприняла ее слова почти как личное оскорбление. И Джозефина знала: не успеет она оглянуться, как роман очутится в Инвернессе. Извинившись перед Эмили Бронте, она принялась за письма Марты. В одном из конвертов лежали новые, обещанные Джозефине страницы дневника, а в другом — короткая записка.